Том Шервуд - Призрак Адора

На неслыханной скорости вынеслись мы в прохладный простор гавани. Матросы, щёлкая подошвами по расплавившейся смоле, побежали обратно – по вахтовым местам. А берег полон пиратов! Можно различить даже лица, все застыли и смотрят! Стоун с обожжёнными, покрытыми белыми пузырями лицом и руками стоял у штурвала. Мой капитан совершил подвиг. Он не выпустил штурвала из рук, потому что если бы на такой скорости “Дукат” хоть краешком борта зацепил о скалу – его распороло бы до самой кормы.

Ну, спасены? О, горе! О, ужас! Над головою гудело. Я взглянул вверх. Парусов у нас больше не было! Вместо них колыхались огненные, ровные, в размер парусов, квадраты. Парусина нагрелась и вспыхнула одновременно. На глазах у всего Адора – и Города, и Дикого Поля – нёсся, как с неба упавший, “Дукат”. По гавани, между онемевшими пиратскими судами, к берегу мчался, замедляя ход, корабль с огненными парусами. Ни один человек на берегу не вскрикнул и не пошевелился. Так в полном молчании мы и остановились. Голые мачты, голые реи. Дымятся кое-где смоляные канаты. А пираты молчат, и на берегу, и на палубах кораблей, молчат и не двигаются!

Нет, теперь уж я не дам какому-нибудь крикуну обрушить секундочку.

– Бариль! Строй!

Не таясь, с грохотом, щёлкая прилипающей к башмакам смолой, пронеслась по палубе команда, выстроилась. Замерли красные рубахи. Шёлк редкостный, шёлк – сам как огонь.

– Песню! Крикнет птица в ночи! Только припев! Самыми низкими голосами!

Боцман мгновенно всё понял. Сбита кучка людей, взмах руки – и над Адором вдруг взлетел и поплыл чудовищный, тяжкий, ниже низкого, припев нашей шенти:

– О-о-о-ох…

От этих голосов лопались когда-то у нас стёкла в фонаре. Когда ещё был Каталука…

– О-о-о-ох…

– Готлиб! Леонард пусть поёт, его голос здесь нужен. А ты – быстро на камбуз, котёл сюда, живо! И парус, из запасных, только маленький, кливер!

Готлиб схватил кое-кого ещё из команды, скрылся внизу. Я посмотрел в сторону Ямы. Если не знаешь, что там, внутри, бушует огонь – ничего не заметишь! Иссушённое дерево сгорает без дыма, над накрываемой сумерками вершиной скалы – лишь прозрачное струистое марево.

Притащили котёл, ещё не зная зачем, вынесли новенький кливер.

– У нас нет красной краски! – сказал я тем, кто был рядом. – А если мы поднимем белые паруса – то превратимся в обычный корабль с обычными парусами. Нет, парус должен быть красным. Тогда те, что смотрят на нас, опомнятся не скоро. Ветерок от берега, уйдём из бухты на одном только кливере. Медленно, но уйдём. Только кливер должен быть красным! Он должен продолжать гореть!

С этими словами я бросил узкий, треугольный кливер в котёл, взял Крысу и, вытянув левую руку над котлом, прочертил её лезвием по запястью. Стоял, роняя кровь на белую парусину, а умница Готлиб, подскочив, уже закатывал свой рукав, тут меня взяли за руку – Пантелеус! – отнял Крысу, принялся делать надрезы сам, аккуратно и точно.

– Простыни! – бросил наш лекарь кому-то, и вот уже принесли на палубу простыни, и Пантелеус стал отрывать длинные полосы и туго заматывать покрытые кровью запястья.

Последними встали в круг поющие, по очереди присоединились к безумному действу. Бариль, разевая в хриплом рёве рот, ворочал палкой в котле, прокрашивая равномерно плотную парусину.

– Довольно! – дрожа от напряжения, стуча зубами, выговорил я. – Кливер – к бушприту!

Выволокли из котла тяжёлое, скользкое тело влажного, липкого паруса, унесли его на нос, растянули над бушпритом. Он тут же взял ветра, нос дрогнул и стал разворачиваться к выходу из гавани. Стоун едва слышно скрипел рулевым колесом. Садящееся солнце уронило свои уже неслепящие лучи, и они, пройдя сквозь крашенный кровью кливер, заставили его загореться зловещим рубиновым цветом. На берегу теперь кто-то вскрикнул. Я оглянулся. Несколько пиратов упали на колени, трясли бородами, молились. Узкий, косой, треугольный наш, маленький кливер старался, тащил – и “Дукат” явно, отчётливо шёл мимо пиратских судов, прочь от берега.

А я обезумел.

– Нехорошо уйти, не выполнив просьбу женщины, – сказал я вслух и бросился на квартердек.

Поднявшись на самый верх, я встал на фальшборт и, вытянувшись во весь рост, закричал:

– Гэри! Гэри Холлиуэлл!

На берегу, отделившись от общей толпы, прянула в нашу сторону невысокая, с рыжими волосами, фигурка. Вскидывая ноги в сапогах со шпорами, вбежала в воду, вошла по пояс.

– Прощай, Том! – донёсся высокий отчаянный голос.

– Прощай, Гэри!

Мы миновали последний пиратский корабль. Я спрыгнул с фальшборта. Повернулся в сторону палубы.

– Оллиройс! К пушкам! Пороховые обезьяны! В крюйт-камеру! Несите заряды! Бариль! Все, кто живой, – в трюм! Запасной такелаж – наверх! И – поднять паруса!

Да, мы уже на выходе из гавани. Теперь уже можно. Теперь, даже если опомнятся, – пусть догоняют. Пока будут крутить шпили, поднимая свои якоря – паруса мы заменим. А с полными парусами “Дукат” не догнать. Всё. Прощай, Адор, горестный город. Прощайте, Гэри, Август, Тамба и Ари, домик, бочонок, прощай Легион, и вы, нелгущие в этой жизни монахи. Пого Мясник, Габс Одинокий и Пинки Мертвец. Джон Перебей Нос, тоже прощай; Лукавый Джек и те, кто бродил в поисках “Дуката” с рыболовною сетью. Товарищи наши, лёгшие в землю на страшном плато, оставайтесь с миром, мы помним о вас. Прощай, Каталука. И Нох. Мы помним о вас.

Мы уходим.

“ Дукат” вошёл в проём между скалистой окраиной бухты и Ямой, и здесь ветер пропал. Пурпурный наш кливер бессильно обвис и даже не шевелился. Но из трюмов наверх уже подняты запасные паруса и разложены по палубе, соответственно нашитым на углах деревянным биркам: фор-бом-брамсель, грот-трюмсель, крюйс-бом-брамсель, а на носу и корме – бом-кливер и контр-бизань. Самые верхние, а значит, и самые сложные в установке паруса подняты, “Дукат” радостно вздрогнул, взял ход. А на палубе уже ждут своей очереди фок, грот и бизань.

У штурвала стоял, словно вросший ногами в палубу, Стоун. Пантелеус осторожно снимал со штурвала его страшные, с пузырями ожогов руки. Снял, медленно повёл вниз, на палубу. Стоун шёл, как слепой: лоб и щёки его также затекли пузырями, и глаза превратились в щёлочки, в складки.

– Бариль! – позвал я пробегающего мимо озабоченного боцмана. Он остановился. – Нужно поговорить с командой, Бариль. Думается, есть на борту человек, заслуживший Большой капитанский коктейль.

До Басры дошли без происшествий. Бросили якорь в гавани, в обозначенных водах английской фактории. Отсюда оставалось совсем немного: вверх по Тигру, до Багдада, а там как-то суметь захватить, выманить, выкрасть Корвина.