Том Шервуд - Призрак Адора

Бесшумно провернулись на смазанных шарнирах и металлически лязгнули створки двери. Я оглянулся. Всё. Мы в капкане.

– Попробуй воду, – сказал я Пантелеусу, – нет ли какого подвоха.

А сам с Готлибом быстро осмотрел караульные помещения. Две дыры в каменном полу одного из них и понятный запах не оставили сомнений в его предназначении. Во втором – железная скоба в стене для факела, да каменный лежак по всему периметру. Прохлада и сумрак. Да, когда-то здесь был вход в башню. Потом дворец вырос, в проходе поставили новую стену, превратив его в дворик. Отличная комната для серьёзных гостей. Что ж, будем располагаться.

Вдруг во дворе что-то глухо ударило. Связка ковров! Сброшена со стены, и следом за ней – тюк одеял. Я запрокинул вверх голову, крикнул фигуркам на стенах:

– Передайте Хумиму-паше мою благодарность!

Юркий, худенький Пинта звонким своим голоском прокричал то же самое на турецком. Нам ответили.

– Хумим-паша позволяет тебе передать твою благодарность лично! – крикнули со стены, и вниз, раскатываясь, полетела верёвочная лестница с круглыми деревянными ступенями-перекладинами.

Да, что-то уж очень не терпится великому вали. Что за ценность для него Эдд и Корвин? Ладно. Сейчас, может быть, и узнаем. Я отстегнул Крысу, вынул два пистолета, передал всё Готлибу.

– Пантелеус и Пинта – со мной, – сказал и двинулся вверх по круглым, надёжно обвязанным перекладинам.

За гребнем стены, на широкой площадке проворные люди заканчивали приготавливать залу. Каменный пол вымели и смочили водой, раскатали ковры. Выложили атласными горками подушки, растянули спокойно-зелёного цвета шатёр. Пришёл Хумим-паша и царственным жестом пригласил меня под изумрудную тень полога, к блюдам с фруктами и кувшинам с вином.

Расположились напротив. За его спиной склонились и замерли человека четыре, в том числе и Аббас-ага. За моей – Пинта и Пантелеус с котом.

– Этот мальчик – твой тарджуман? – спросил через одного из стоящих за ним людей Хумим-паша, после того, как я что-то взял с блюда.

– Мой тарджуман, о великий вали, – ответил я, поняв, что тарджуман – это переводчик. – Конечно, он не очень хорошо знает турецкий и уж совсем не блестяще – английский, но переводит понятно.

– А этот вот небольшой человек, у которого на плече сидит животное с недовольною мордой, – это, конечно, твой визирь.

Не знаю, почему и зачем, но только я вдруг созоровал:

– Не совсем визирь. Это человек, внутри которого сидит джинн.

Хумим-паша не сдерживаясь рассмеялся.

– Джи-инн? – сквозь смех выговаривал он, оглядываясь на своего переводчика. – Всесильный волшебник из арабских сказок?

– Ну, конечно, не такой уж всесильный. Но он лечит болезни и прыгает в небо.

– Прыгает в небо?

– Да, прыгает и летает.

– И это можно увидеть?

– Он может делать это только раз в год.

– Что ж, хорошо. Но прими мою просьбу, Томас из Англии. Позови меня, когда он вдруг решит полетать. Конечно, смешно и забавно, но тебя окружают такие события, что начнёшь поневоле верить всему.

Надув важно щёки, я обещал.

Мы отобедали. Паше принесли кальян, я достал свою трубку.

– Даю тебе слово, – заговорил он наконец о деле, – мальчиков увезли не для рабства. Они мне очень, очень нужны. И даже не мне… Но это не главное. А главное – то, что жизнь их должна протекать в роскоши, довольстве и поклонении. Что их ожидало в твоей холодной стране? Ремесленный труд, ну, или торговый, серость и прозябание. Здесь они будут как принцы. Я не могу тебе много открыть, но доказать только что сказанное я сумею. Ты сам можешь спросить у Корвина, как с ним обращались.

– Корвин здесь? – как можно равнодушнее спросил я.

Вали хлопнул в ладоши, послышался стук, скрежет ключа, в недалёкой стене отворилась дверь и из неё, склонившись под низкой притолокой, вышел Корвин. Он щурился на яркий солнечный свет, не видел меня. Одет был в роскошные, дорогие одежды. На поясе висел небольшой, с драгоценными камнями на рукоятке, кинжал. Лицо загорелое, сытое. Да, это он.

Я не вскочил, а, сдерживаясь изо всей силы, медленно встал.

– Ох ты, То-ом!

– Здравствуй, Корвин.

Мы обнялись. Подрос, возмужал. Красавец.

– Как ты здесь? Где все, где отец, где Эдди?

– Всё хорошо, дорогой. Отец дома, в Бристоле. Я на “Дукате” гнался за вами до самого Мадагаскара.

– Там нас схватили пираты!

– Я знаю. Эдда я у них отнял. Он сейчас уже где-нибудь у Западной Африки, Бариль везёт его домой. А я с друзьями пришёл за тобой. Конечно, если захочешь вернуться.

– Том, я очень хочу домой. Только ведь не отпустят. Не отпустят, я знаю. Нельзя и надеяться. А где Бэнсон, где Нох?

– Бэнсона я оставил в Бристоле. Он ранен. И – кто-то должен был дом защищать. Нох спас меня в Адоре, сам же погиб. Мы похоронили его на Мадагаскаре, его и ещё нескольких наших.

– О, проклятье! И всё это из-за нас?!

– Нет, что ты, Корвин. Просто судьба.

Мы помолчали немного.

– Пора! – вали хлопнул в ладоши.

– Том, попросись со мной в шахматы поиграть, – шепнул, уходя, Малыш.

“Здесь, значит, в шахматы играют”, – подумал я. – “Хорошо”.

– Будет разумно, Том из Бристоля, если мы договоримся, – с какой-то даже дрожью в голосе заговорил Хумим-паша, когда я вернулся под полог шатра. – Иначе я во второй, в третий раз пошлю людей за другим близнецом. Будут новые смерти. Зачем?

– Что предлагает великий вали?

– Ты напишешь письмо. Немедленно. Его отвезут в Стамбул, а там – через Средиземное море, вдоль севера Африки – туда, где твой “Дукат” может зайти в порт за водой. Такое же письмо я направлю прямо в Бристоль, к твоему Бэнсону. Ты должен убедить всех, чтобы Эдда привезли ко мне. Им я обещаю роскошную жизнь, полную почёта и наслаждений. Тебе – сундук, наполненный золотой посудой и оружием. И, конечно же, жизнь и свободу.

– Мой “Дукат”, о великий вали, стоит в английской фактории в Басре. Эдда везёт в Бристоль другой корабль. “Хаузен”.

– Это ведь твой корабль, Аббас-ага, – зловещим голосом, тихо, чуть повернув голову, проговорил изменившийся в лице вали. И снова обратился ко мне: – Но как тебе это удалось, юный наш капитан?

– Аллах помог, великий вали.

– Ты хочешь сказать, что Аллах помогает неверным?!

– Иногда. Так же, как иногда он не помогает и правоверным. – Я бросил короткий взгляд на упавшего на колени, с бледным лицом, Аббаса.

– Нет, мой дорогой англичанин. Яснее ясного, что Аллах – на стороне наших с тобой близнецов. Здесь и разгадка всему. О, как много слухов идёт об их чудесах! О, как мы этому рады!..

Он сделал знак, и рядом со мной, справа, невесомо поставили низенький круглый столик, чёрный, лаковый, с прекрасно выписанным под лаком красно-золотым драконом. На столик, закрывая свитый в кольца змеиный хвост, растопыренные когтистые лапы, пучеглазую, с обнажёнными иглами клыков морду, опустились листы бумаги, чернильница на подставке, стянутый шёлковой ниткой пучок цветных перьев. Павлиньи, что ли? Однако, как торопится Хумим-паша, как спешит! Хорошо бы в его торопливости отыскать какую-нибудь выгодную для себя слабость.