Елизавета Дворецкая - Ветер с Варяжского моря

Корабль оттолкнули от берега, «Медведь» выскользнул на середину реки, расправил крылья-весла и резво побежал вниз по течению. Тормод любовался со стороны его легким бегом, но грусть стоящей рядом Загляды не давала ему радоваться в полную силу. Уже много лет он радовался ее радостям и печалился ее печалью и постепенно забыл свои.

А Загляда смотрела на быстро удаляющийся корабль, и ей казалось, что ее связывает с ним какая-то нить. Чем дальше уходит корабль, унося от нее Снэульва, тем сильнее эта нить стягивала ее сердце. Эти недолгие дни не просто подарили ей кольцо взамен обручья. Что-то большое и важное сдвинулось в ее душе. Раньше Загляда была последней, самой свежей почкой на ветке могучего дерева рода. А теперь, когда она думала о себе и Снэульве, то видела себя и его стоящими у истока ручья – маленького, но чистого, звонкого, полного сил! Пройдет время, и он превратится в могучую широкую реку, не меньше Волхова. От них пойдет новый род. Каждая человеческая пара, произошедшая от Аска и Эмблы [151], от Одинца и Девы [152], повторяет их путь.

Утро постепенно яснело, но Загляде не хотелось смотреть вокруг. Чего хорошего можно увидеть, если Снэульва здесь нет и она не увидит больше его высокую худощавую фигуру, широкую в плечах и тонкую в поясе, светловолосую голову, не услышит негромкий голос, чуть хрипловатый и все же самый приятный на свете?

– Послушай, Лёбяжьебелая! – раздался вдруг позади нее голос Ило.

Торопливо смахнув со щеки слезу, Загляда обернулась. Маленький Тролль стоял позади и смотрел на нее с непривычной серьезностью, без следа обычного плутоватого ехидства.

– Послушай, что я тебе расскажу, – продолжал он. – Это Снэульв вчера рассказал мне, велел запомнить и пересказать тебе, когда они уплывут. Вот слушай.

И Маленький Тролль принялся повторять на память, глядя на реку, вслед уплывшему кораблю:

Это уже было слишком: Загляда уткнулась в грудь Тормоду и заплакала. Белый Медведь обнял ее, гладил по голове и бормотал какие-то слова, тяжко вздыхая. Если бы все его искусство и неисчислимые предания и песни, которые он знал, могли бы ее утешить, он не пожалел бы ничего. Но прав был Премудрый Отец Богов: на свете нет худшей хвори, чем томление духа.

После разлуки со Снэульвом Загляде жаль было скоро прощаться и с отцом, но теперь она никак не могла поехать с ним в чудь. Она обручена – золотое кольцо на пальце напоминало ей об этом каждый миг. Да и сама она не хотела думать ни о чем другом. Так пусть и чудины не ждут, что она может когда-то войти в их род, – этого не будет.

Через несколько дней после отплытия «Медведя» Милута со своими людьми оставил Ладогу и отправился в леса. Дорогу им указывал Кауко, нарочно для этого оставленный Тармо в Ладоге. Спеху позволили взять на свою лошадь Мансикку, и он был доволен не меньше, чем княжич Заревик, везущий домой добытую Денницу-Зарю.

Стоя на крыльце, Загляда слушала, как постепенно смолкают за воротами конский топот и голоса отъезжающих. Ей казалось, что теперь ее покинули все, и она тянулась к Тормоду, словно он был последним близким ей человеком на всем свете. Ей почему-то вспомнилось, как десять лет назад она впервые увидела его. «Придет Белый Медведь!» – пообещал ей утром отец, и она весь день подглядывала в щелочку ворот, не идет ли к ним страшный мохнатый зверь. Увидев всего-навсего плотного, толстоватого иноземца, она была даже разочарована, но скоро он показался ей забавным. Он так смешно коверкал словенские слова, приносил ей страшных зверей и смешных человечков, вырезанных из дерева, и называл их непонятными словами – турсы [155]и тролли [156]. А как она испугалась того пожара, во время которого Тормод своими руками помогал раскатывать по бревнышку свой дом, чтобы не выгорел целый конец! Милута привел его ночевать, черного от копоти с обгорелыми волосами и бородой, и Загляда сама перевязывала ему обожженные руки. Норвежец так и прижился у них на дворе. И теперь Загляда благодарила богов за тот пожар, подаривший ей верного друга.

Мысли о чудинах, к которым поехал отец, она старалась гнать прочь. Увидев, что она не приехала, Тармо, конечно, откажется от мысли сосватать ее для Тойво. Вспоминать чудского жениха Загляде было неприятно, как будто она была повинна в его прыжке с ладьи, в болезни, в злополучном поединке со Снэульвом. И уж конечно, в неуспехе сватовства – эту вину свалить было больше не на кого, разве что на Ладу и Макошь. И теперь, проводив отца, Загляда надеялась, что больше никогда не увидит беглеца с варяжской ладьи.

Разве так нужно обручаться?

«Хотел бы я, сын мой, чтобы ты нашел себе невесту и посватался». – «Я и сам об этом подумываю, отец. А кто есть у тебя на примете?» – «У Сигурда Лосося есть дочь, ее зовут Торбьерг. Это красивая и умная девушка. Не посвататься ли тебе к ней?» – «Я во всем послушаю тебя, отец, ведь ты не посоветуешь мне ничего плохого».

«Есть у нас дело к тебе, Сигурд. Мы приехали сватать твою дочь Торбьерг за моего сына Хроальда». – «Вы люди достойные, и я не откажусь породниться с вами. Но что ты выделишь сыну?» – «Он получит от меня хорошую землю на Березовом Мысу и половину нашего торгового корабля, который сейчас в плавании». – «Я обдумал ваши условия. Дочь моя получит в приданое шестьсот локтей сукна [157], а в доме мужа ее состояние должно увеличиться на одну треть. Если же у вас будут наследники, то все имущество будет вам обоим принадлежать поровну». – «Мы согласны. Теперь можно позвать свидетелей».

Свидетели! Снэульв усмехался своим мыслям, равномерно сгибаясь над веслом. Серебряного обручья не было видно под кожаным рукавом, но Снэульв все время чувствовал его у себя на руке. Альдейгья давным-давно исчезла позади, и «Медведь», миновав суровое Нево-озеро, плыл по низовьям широкой реки меж лесистых, почти необитаемых берегов, где лишь изредка попадались убогие домишки и рыбачьи долбленки финнов. Даже думая о будущем, Снэульв то и дело возвращался мыслями к лебяжьебелой славянской деве, обещавшей ждать его. Отца давно нет среди живых – сватать ему невесту некому. И пусть у их сговора не было свидетелей – обеты их слышала богиня Вар [158]. Когда у человека мало друзей на земле – его не оставят помощью боги. Богиня Сьевн [159]указала ему невесту и склонила к любви ее сердце, хотя мало кто в день драки на торгу поверил бы, что будет так. А богиня Ловн [160], благосклонная к мольбам, способна добиться у Отца Ратей и жены его Фригг [161]позволения соединиться мужчине и женщине, даже если раньше им это было заказано.