Юлия Андреева - Рыцарь Грааля

– Предателей нет. Во всяком случае, среди моих друзей – нет.

После чего все занялись едой и питьем. Пошли праздные разговоры. Пейре был задумчив, он вспоминал об оставленной за стенами Табора прекрасной возлюбленной и тосковал по ней. Одновременно с тем он был счастлив, что другая его мечта – снова встретиться с Бертраном де Борном и стать его другом и соратником, начала сбываться.

Жиро Борнель рассказывал о щедрости госпожи своего сердца, пожаловавшей ему перчатку со своей руки. Этот фетиш Борнель собирался прицепить себе на шлем, чтобы все вокруг знали о его победе.

– А как ты, Пейре? Нашел себе даму сердца? – попытался развеселить его Бертран. – Должно быть, красавицы забрасывают тебя любовными письмами, и твои ночи проносятся как один миг, – он подмигнул Пейре.

– Дама сердца… – перед глазами Видаля вновь появился светлый образ возлюбленной, а в горле возник болевой комок. – Нет, я не столь счастлив, как благородный мастер стиха, – Пейре улыбнулся и отпил из своей кружки. – Боюсь, что в моем лице вы можете найти только несчастного воздыхателя, поющего от заката до зари под окнами любимой и не получающего за свою службу никакого поощрения, – Пейре вспомнил их прощальную ночь, и то как Вьерна пробралась в его комнату и, сбросив длинную накидку, скользнула на ложе, вспомнил ее тонкую талию и длинные темные волосы, которые скользнули на плечи трубадуру. Нескромное воспоминание заставило Видаля покраснеть, но он тут же нашелся и, обратившись к Жиро Борнелю, продолжил: – Перчатка… О, как хотел бы я иметь перчатку моей дамы сердца! Я даже представить не могу себе подвига, который я готов был бы совершить за такую райскую милость!

Крестоносцы переглянулись. Бертран сощурился, не зная, что ответить приятелю. Сам он был женат, и в родном Аутафорте росли трое его сыновей. Кроме того, трубадур был любим одной знатной дамой, имени которой он не стал бы называть вслух, но которая в достаточной мере поощряла гений Бертрана. Но вот Пейре – четырнадцатилетний юноша, самозабвенно сочиняющий стихи и совершенствующийся в игре на различных музыкальных инструментах…

При мысли, что Пейре может оказаться девственником, Бертран закашлялся, делая вид, что подавился очутившейся в пиве мухой. На самом деле его душил смех.

Смеяться хотел и сам Видаль, видя вытянут ы е лица крестоносцев и понимая, какие мысли терзают в этот момент представителей этого, изначально не признающего плотской любви, ордена.

– Совсем без поощрений – это жестоко, – наконец нашелся Жиро. – Как можно так относиться к красивому и искусному трубадуру, слава которого столь стремительна и постоянна?

– Возможно, сэр Видаль готовит себя в монахи? – не смог сдержаться Гастон Оливье.

– Или в тамплиеры, – елейным голосом пропел ему Пейре и не выдержав рассмеялся. Бертран встал между Гастоном и Видалем, вовремя предотвратив ссору. Однако с того дня о Пейре пошли дурные слухи, будто бы все дамы отказывают в благосклонности Пейре Видалю, считая его глупым.

Правду о связи своего трубадура с прелестной Вьерной знал только Ричард Английский, но он умел пенить рыцарей, любой ценой сохраняющих честь своей дамы незапятнанной. На этих ребят обычно можно было положиться, потому что своей чести они также не марали и не были способны ни на предательство, ни на забвение клятв и обещаний.

Пробыв в Перигоре два месила кряду и сделавшись любимым трубадуром не только короля Ричарда, но и его войска, Пейре отбыл в Тулузу в сопровождении небольшого отряда.

Сердце Пейре то замирало от страха за судьбу Гийома, то начинало петь, точно вырвавшаяся из золотой клетки птаха. Он возвращался в Тулузу. В город, в котором родился, где жили его отец и мать, где он выиграл первый в своей жизни поэтический турнир и был посвящен в рыцари.

И вот, не прошло года, как он возвращался посланцем короля Англии, вестником третьего крестового похода во славу Господа и его святой церкви. А значит, для многих благородных рыцарей, честных землевладельцев и простых воинов он, Пейре Видаль, приносил радостную весть о грядущих битвах, в которых достойные сумеют заслужить славу и почести, а многие поправить свое состояние, призвав милость Господа на свои дома и семьи.

Во главе небольшого, но почетного отряда из пятидесяти человек, не считая личного оруженосца Хьюго, разодетый в подаренный Ричардом плащ, в новой блестящей кольчуге с рубинами, Видаль чувствовал себя королем.

Под знаменем Ричарда рядом с Пейре скакали четверо благородных рыцарей, которым король повелел собирать армию, и трубадуры, специально обученные Бертраном, чтобы прославлять в своих песнях мужество героев и клеймить позором трусов и отступников. Двое герольдов и личный лекарь Ричарда, отправленный королем для лечения трубадура де ла Тура, также были одеты в белые плащи. Остальной отряд составляли простые воины и оруженосцы рыцарей.

И хотя дороги уже просохли и на небе вместо тяжелых черных туч светило ласковое солнышко и плыли похожие на отару овечек облачка, а деревья покрывались не только молодыми, зелеными листьями, но и цветами, крестоносцы были вынуждены останавливаться во всех, стоявших на пути замках. Где, пируя с хозяевами, вербовали их вместе с небольшими замковыми дружинами и сопровождающей челядью.

Впереди отряда скакали герольды, возвещавшие местным жителям о приближении посланников короля, дабы соскучившиеся по свежим сплетням дворяне могли пригласить путешественников в свои замки. А желающие помериться силами с благородными рыцарями на турнирных тупых копьях, палицах или мечах имели время облачиться в боевые доспехи и вспомнить слова своего вызова.

Развлекаясь подобным образом, Пейре и сопровождающие его рыцари чудно проводили время, каждый день знакомясь с дамами, охотясь с соколами и собаками да участвуя в организованных в их честь турнирах.

Однажды после пира в замке Руссильон, хозяин которого звался сэр Раймон, за невыносимый характер и полное отсутствие манер получивший прозвище Неистовый, с Пейре произошел странный случай. Он вышел побродить около замка, наслаждаясь теплым весенним солнышком и слушая пение птиц. Юноша отошел достаточно далеко от дороги и прилег на ствол поваленного дерева.

Местечко было хорошо тем, что Пейре мог видеть дорогу, мост и ворота замка, в то время как самого юношу скрывала дикая вишня. Пейре смотрел в небо, отдыхая после обильной трапезы. Голова приятно кружилась от «Гасконского» прошлого урожая и «Провансальского» шести лет выдержки. Потягиваясь от наслаждения, Пейре думал о жене Раймона Соремонде, чья красота сияла, словно драгоценный бриллиант в суровой короне Руссильона.