Синтия Хэррод-Иглз - Чернильный орешек

По воскресным дням и церковным праздникам Эдмунд не ездил в город к обедне, одобренной законом, и своих домочадцев не заставлял и даже не побуждал к этому. Но в то же время он потакал пуританам, запретив воскресные игры, музыку и спортивные занятия, которые обычно проводили в этот день, столь приятно отличая его от трудовых будней. Именно это его распоряжение вызвало наибольшее недовольство слуг и арендаторов. Жизнь их была трудной и однообразной, почти лишенной удобств, голод и болезни постоянно подкарауливали их, поджидая случая сцапать зазевавшегося, однако несчастными они не были. Жизнь скрашивали те немногочисленные развлечения, которые они черпали из нее. Они любили петь и танцевать, играть на музыкальных инструментах, с удовольствием наблюдали за фокусниками, акробатами, костюмированными танцами, в которых обычно изображались герои баллад о Робин Гуде, любили выпить в тавернах и переброситься грубоватыми шутками, поиграть в азартные игры, ставя на кон все подряд, поохотиться, порой вторгаясь и в чужие угодья, любили петушиные бои, бокс, футбол, ну и блудом, понятное дело, тоже не брезговали. Они были веселыми, шумными людьми, и им было тяжело смириться с запретом проповедников, облаченных во все черное, которые ничегошеньки не могли предложить им взамен, кроме котлов ада, угроз неминуемого наказания за все их удовольствия и загробной жизни на, судя по их разъяснениям, безнадежно скучных и тоскливых небесах, да и то лишь для тех немногих, кому удастся справиться с этой бездной правил.

В самом же доме жизнь стала полегче с тех пор, как умерла бедняжка Кэтрин, поскольку Ричард мало-помалу возвращался от ее религии и «философии» к тому удобному равнодушию, которое было присуще истинному англичанину. Слуги его также более не доставляли хлопот, ибо служанка Страх загадочным образом забеременела, а лакей, что помоложе, Борец, женился на ней. Событие, конечно, вызвало вдоволь веселья и насмешек у слуг-йоркширцев. Ну как же – гордые пуритане пали так низко, лишив себя милости Господней! Но все это было довольно скоро забыто, в особенности после того, как Страх и Борец были переведены в небольшой штат прислуги в Твелвтриз: супругов обычно не держали в большом доме. Другой слуга, Если, вскоре после грехопадения Страх отправился к себе домой, в Восточную Англию. Морлэнд, похоже, вздохнул с облегчением, как могла бы вздохнуть лошадь, у которой из-под седла вытащили три колючих камушка. Мэри-Эстер предположила, что Ричард возвратился к своим былым блудливым привычкам, но возраст, опыт и женитьба, похоже, обучили его хотя бы осмотрительности, поскольку она никогда не раскрыла ни одной из его интрижек. Отчуждение между нею и Эдмундом продолжалось, и здоровье у нее ухудшалось, но Мэри-Эстер находила утешение в детях. Много времени и любви она уделяла Кэти. Девочка с трудом дожила до четырех лет. Она перестрадала всеми мыслимыми хворобами, не избежала и несчастных случаев, и, казалось, жила только потому, что Господь никак не мог решить, с каким же недугом будет лучше прибрать ее к себе. К четырем годам она была худеньким и тщедушным существом с желтоватым оттенком кожи, а на голове произрастал лишь тоненький пучок волос, поскольку все они повыпадали во время одной из ее болезней и с тех пор так никогда и не выросли как положено. Словом, Кэти представляла собой мало вдохновляющее зрелище, и слуги, питавшие естественное пристрастие к цветущим и здоровым детишкам, пренебрегали ею, насколько им доставало дерзости. Ричард с ужасом взирал на свое чадо и предпочитал держаться от нее подальше. Таким образом, как и в случае с Ральфом, Кэти выросла, считая своей матерью Мэри-Эстер. Сама же Мэри-Эстер обнаружила, что, несмотря на удручающую внешность и физическую слабость, у девочки был нежный нрав и способность испытывать привязанность, да и учиться тоже.

– Когда-нибудь, – шептала Мэри-Эстер, целуя Кэти на ночь, – в один прекрасный день, мы еще их всех удивим, цыпленочек. Мы распахнем дверь, широко-широко, и ты предстанешь перед ними, красивая и ученая, словно бабочка, появившаяся из своего кокона.

Но даже сама Мэри-Эстер плохо верила в это, хотя пофантазировать было, конечно, приятно. Давая Кэти уроки, она научила девочку написать по-латыни наверху ее азбуки, там, где обычно помещают посвящение на будущую учебу, – «Катерина-бабочка, дочь Христова». Но однажды зашел отец Мишель, прочитал это посвящение и, от души расхохотавшись, взял у Кэти перо и изменил надпись на «Катерина-гусеница, дочь скорби». Мэри-Эстер рассердилась, но в глубине души признала справедливость его уточнения, ибо Кэти, желтенькая, морщинистая и безволосая, в самом деле очень напоминала гусеницу. И, к сожалению, это прозвище так к ней и прилипло.

Смерть Кэтрин и отъезд ее слуг смягчил и отношения с Шоузом, и маленький Кит теперь брал уроки в Морлэнде вместе с Эдуардом. Эдуард в свои тринадцать лет был рослым красивым мальчиком, внешне очень походил на своего отца и в равной степени являлся всеобщим любимцем у слуг и у членов семьи. В учебе, однако, он особых способностей не проявлял, да к тому же был еще и ленив, так что маленький Кит, которому исполнилось всего восемь лет, без всяких затруднений держался с ним наравне. Кит отличался удивительной сообразительностью во всем, но был очень впечатлительным, а поскольку он рос исключительно в атмосфере любви, свирепый нрав и громкий голос отца Мишеля пришлись ему не по душе. Зато Эдуард, благодаря своему дерзкому и бесстрашному характеру, ничего не боялся, поэтому частенько защищал Кита, отвлекая внимание учителя. Кит же, в свою очередь, помогал Эдуарду, объясняя ему те задания, которых тот не понимал, – отец Мишель был слишком нетерпелив, чтобы снова повторить их. Вот так между двумя мальчиками и возникла крепкая дружба.

К семнадцати годам Ральф еще больше стал беспокоить Мэри-Эстер. Он был потрясающе красив, высок и широкоплеч, подстать своему деду. Внешне он на самом деле был очень похож на Эдмунда: те же самые бледно-золотистые волосы, классические черты лица, прекрасная кожа и большие серые глаза с золотыми крапинками. У Ральфа был долгий бесстрастный взгляд огромного золотистого кота. Он обладал также гибкостью и чувственностью кота, как и истинно «кошачьей» любовью к уюту и покою, перемежаемой внезапными вспышками энергии. Великолепный наездник, превосходный атлет и тонкий музыкант, он при всем этом был несчастлив, беспокоен и застенчив. Удивляться этому не приходилось, учитывая его прошлое. Раннее детство он провел, считая Мэри-Эстер своей матерью, и воспитывался в благочестивой англиканской семье. Потом вернулся его отец и вместе с мачехой пытался сделать из него пуританина. Ральф наблюдал раскол в семье, когда Эдмунд взял сторону Ричарда, выступив против его прежней «матери». Ну а потом наступил длительный период неразберихи, во время которого Эдмунд вознамерился, попросту говоря, усидеть на двух стульях, а Ричард вновь перестал обращать на сына внимание.