Фридрих Герштеккер - Луговые разбойники

Через несколько минут присяжные вернулись. Первым огласили определение относительно Аткинса:

– Единогласно признан виновным!

Услышав роковое решение, несчастный упал на землю и закрыл лицо руками.

– Уэстон? – спросил Браун.

– Виновен!

– Джонс?

– Виновен!

– Джонсон?

– Виновен!

– Роусон?

– Виновен!

Таков был единогласный приговор присяжных. Преступники поникли головами в ожидании наказания. Уэстон принялся было плакать и жаловаться, а Джонсон лишь скрипнул зубами.

Тем временен Роусон, не обращая внимания на происходившее, следил только за движениями Уартона, обещавшего выручить его. Для преступника это был последний луч надежды, блеснувший в самый последний, критический момент.

– Судом Линча вы все признаны виновными и приговариваетесь к повешению! – громко заявил Браун.

– Повесить их немедленно же! – крикнули несколько голосов из толпы. – Нечего с ними церемониться! На веревку их!

– Постойте! – выступил навстречу бросившейся было на преступников толпе Браун. – Они все, правда, приговорены к смертной казни, но вина их неодинакова, поэтому и наказание должно быть неодинаковым. Не найдется ли среди вас кого-нибудь, кто сказал бы в их оправдание хоть слово!

– Я! – отозвался Вильсон, выступая вперед. – Сын Аткинса сегодня ночью скончался, а жена сильно больна. Кроме того, Аткинс собирался уехать в Техас, не отпустить ли его?

Аткинс с затаенной надеждой обвел глазами собрание. Молчание, почти гробовое, было ему ответом.

– Я подаю голос за помилование! – нарушил наконец это молчание Браун.

– Я тоже! – присоединился Гарфильд. – По-моему, следует помиловать и Уэстона ввиду его чистосердечного признания. Нежелание же его выдать сообщников только заслуживает уважения. Он и так, пожалуй, достаточно наказан!

– Да! – согласились присяжные. – Пусть только он даст обещание исправиться!

– Пощадите и меня! – завопил Джонс, желая воспользоваться общим добродушным настроением. – Ведь я совершил преступление впервые, к тому же житель другого округа!

– Прекрасно! – сказал Браун. – Вас, как гражданина другого округа, передадут в руки тамошних властей. Снять с вас обвинение совершенно – нельзя!

– Отослать его в Литл-Рок [15] Литл-Рок – административный центр штата Арканзас. , и баста! – постановило собрание большинством голосов.

– Так-то так, – заметил Куртис. – Но ведь он моментально сбежит из кутузки местного шерифа, и наказание, таким образом, сведется к нулю. Лучше всыплем-ка ему на дорогу несколько десятков розог!

Собрание пришло в восторг от такой меры, и Джонса немедленно потащили к дереву.

– А как порешить относительно Джонсона и Роусона? – спросил Гарфильд.

– Смертная казнь! – был единодушный ответ.

– Послушайте, – пролепетал методист Уартону. – Если вы действительно хотите спасти меня, поторопитесь! Регуляторы не замедлят привести в исполнение приговор!

– Молчите и ждите! – отозвался тот.

Роусона только покоробило от такого наставления. Тем временем Вильсон, подойдя к связанному Аткинсу, перерезал на нем веревки. Фермер поднялся, отвесил глубокий поклон и, сев на лошадь, любезно предоставленную ему тем же Вильсоном, умчался прочь.

– Спасите же меня, а то будет поздно! – снова прошептал, дрожа от страха, Роусон. – Вы обещали мне это, и вам следует исполнить свое слово.

– Ведите осужденных на казнь! – твердо и спокойно распорядился Браун.

– Подождите! – вскричал адвокат. – Преступники заслужили смерть, я не спорю, но нужно отдать их в руки правительства, а то ваш приговор является таким же жестоким убийством, как и те, за которые вы их приговорили к смертной казни.

– Исполняйте мое приказание! – тем же тоном произнес Браун, не обратив внимания на заявление Уартона. – Осужденные, кажется, ничего больше не скажут в свое оправдание!

– Я открою вам многие тайны! Я должен…

– Вы приговорены к смерти и умрете! – оборвал методиста Браун.

– Нет, бледный человек принадлежит мне! – вмешался Ассовум.

– Ни за что! – заревел Роусон. – Лучше повесьте меня, но не отдавайте в лапы краснокожего дьявола!

Ассовум, не дожидаясь ответа, связал ремнем руки Роусона, взвалил его на плечи и стал спускаться с холма. Несмотря на протесты Уартона, никто ему не препятствовал.

Тем временем регуляторы подвели Джонсона к дереву. Исполнявший обязанности палача негр влез на сук и привязал веревку. Джонсона поставили на спину лошади и накинули на шею петлю. Стоило лошади тронуться с места, и осужденный тут же повис бы. Но лошадь почему-то не трогалась, и все молча ждали неизбежного конца.

Наконец, Браун решил прекратить эту тягостную сцену, вскочил на лошадь и пустился вскачь с холма. Все остальные последовали за ним.

Через пару минут на холме не осталось никого, кроме Джонсона, неподвижно стоявшего, со связанными руками и ногами и с веревкою на шее, на собственной лошади, вот-вот готового повиснуть…

По широкой, прозрачной реке, осененной густыми деревьями, скользил челнок. Стояла тишь, лишь олень, пришедший к воде напиться, испугавшись человека, бросился обратно в чащу, ломая на пути засохшие ветки.

На носу челнока лежал связанный бесчувственный Роусон.

Вскоре челнок повернул, пересек реку поперек и врезался носом в песок небольшой, усеянной камнями отмели. Методист очнулся, но снова готов был лишиться чувств, увидев место, где он совершил преступление, а перед собою грозное лицо мужа убитой им жертвы. Он понял теперь, что его ожидает ужасная казнь и что спасения ждать неоткуда. Ассовум выпрыгнул на берег и привязал челнок, притянув его к самому берегу, бережно поднял своего связанного пленника.

– Что ты хочешь со мной делать? – прохрипел обессилевший Роусон.

Краснокожий не удостоил его ответом.

– Да говори же, дьявол! – с энергией отчаяния настаивал несчастный методист.

Ассовум, все так же молча, направился со своей ношей в хижину, где было совершено убийство. И без того измученный страхом, Роусон не мог без содрогания взглянуть на место гнусного преступления. Индеец выволок его на середину хижины и положил на землю. Он все еще не произносил ни слова, а мрачная, зловещая тишина нарушалась лишь прерывистым дыханием методиста.

Роусон, желая скорее убедиться, какая участь ждет его, приподнялся на локтях и обвел хижину взглядом.

Около него на корточках сидел Ассовум, внимательно следивший за своим пленником, но, по-видимому, погруженный в глубокое раздумье. В глазах его светилось чувство полной удовлетворенности и даже торжества. Он, точно ягуар, сторожил свою добычу.

Наконец индеец встал, отвязал от пояса ремень и прикрутил методиста к центральному столбу. Напрасно Роусон сулил ему золотые горы, напрасно обещал открыть какие-то сказочные сокровища и поделиться сокровенными тайнами, Ассовум оставался неумолим, не соглашаясь даже прекратить его мучения ударом томагавка.