Андрей Цепляев - Источник (Долг)

— Господи всемилостивый, — с трудом выговорил итальянец, когда его опустили на колени перед Праматерью.

— Мы думали они все погибли, — произнес индеец сбоку. — Одно ваше слово и так оно и будет.

— Пожалуйста, — прохрипел Бернардо. — Довольно смертей… Я так устал…

— В этом нет нужды, — согласилась женщина, глядя на бегущие сквозь пальцы итальянца маслянистые капли. — Скоро мой сын обретет покой.

— Я умру?

— Да.

Бернардо опустил взор, приняв приговор, как и подобает настоящему рыцарю с честью и смирением. Индейцы молча смотрели на него. Они знали, о чем тот думает. Альвар не умел читать мысли, но и он это знал. Бернардо думал о том, о чем и любой другой обреченный человек. Он считал вдохи и выдохи. Отныне каждое мгновение для него было бесценным.

— Я же вам говорил… Все меняется… — улыбнулся конкистадор. — История нас этом учит…

— Вот только мы ничему не учимся, — натянуто произнес Альвар. — Примите мои искренние извинения, сеньор Бернардо. Ваш магистр мертв, но поединок между нами не состоится.

— И вы примите мои, во имя Господа. Прощайте, сеньор Диас.

По приказу Праматери два индейца подхватили дрожащего итальянца и унесли прочь. Альвар некоторое время смотрел им вослед, до тех пор, пока его внимание не привлек один из туземцев.

— Мой сын все правильно сказал, — ответила Праматерь. — Будучи мертвым для всего мира, Бернардо де Сиригатти возродится вновь в нашем. Сибола оправится от удара и растворится в лесных дебрях. Мы призовем новых стражей, а потом запечатаем врата шести городов.

— Значит, это конец?

— Да. Близится эпоха великих завоеваний. Рим по-прежнему владеет печатью, амулетом и картой. Их отнять мы не в силах. Это ставит под угрозу все, чего мы достигли. Сразу вам никто не поверит. Останутся сомнения, которые кардинал попытается развеять, снарядив новую экспедицию. Пройдут года, прежде чем конкистадоры обнаружат города Сиболы, но без клина им не удастся открыть врата с той же легкостью, с какой это сделал Синискалько Бароци. В конце концов, вспомнив ваши показания, церковь сочтет нас мертвыми и прекратит изыскания.

— Вижу, вы многое предусмотрели, но со мной вам просто повезло, — деликатно поправил Альвар. — Почему вы решили, что я соглашусь помогать вам? Вы ведь знаете, какому Богу я служу.

— Отнюдь. Ведь именно это и стало причиной согласия. Разве нет? Вы человек чести и всегда стремились к справедливости, а место, которое вы спасли сегодня, имеет прямое отношение к вашей вере, которую вы поклялись защищать. Нужно было только открыть вам глаза и это оказалось проще, чем я думала.

— Проще? — печально улыбнулся Альвар, зажимая порез на левой руке. — Для вас возможно.

— И для вас тоже, сеньор Альвар Диас. Все могло закончиться иначе.

И она была права. В коридорах пирамиды он чуть не погиб. Индейцы в последний момент вытащили его из-под тяжелой плиты, прежде чем та успела опуститься ему на голову.

— Нужно отдать должное Диего де Вере. Я помню нашу с ним последнюю встречу. Он был подавлен приговором, который вы ему вынесли, и, вне всяких сомнений, помышлял о мести.

— Диего де Вера действительно помогал нашим врагам, но не мести ради. — Праматерь виновато нахмурилась, отчего на ее гладком лице появились неглубокие морщинки. — Я прочла его мысли перед смертью. Он пытался остановить их, сначала внизу, потом на лестнице.

— Все равно! Он дважды предал тебя, — с презрением произнес один из индейцев.

— Нет. Я была с ним слишком строга. Диего де Вера долго жил среди людей. Он рассуждал и действовал как человек, ища во всем выгоду. Мы не учли это, когда отвергли его. Все же удивительно, на какие жертвы он пошел ради меня спустя пятьсот лет.

— Почему он вас так любил? — спросил Альвар.

— Я его мать.

В глубине души Альвар понял, о чем та говорит. Жизнь — самый великий дар, который может получить человек. Она хрупка и одновременно прекрасна, как венецианское стекло. Тот, кому подарили жизнь, должен быть вечно благодарен своему родителю. Диего де Вера являл собой образ такой преданности. Сам Альвар, к сожалению, не мог испытать того, что чувствовал андалусец. Он рос в мире собственных иллюзий, зараженный идеализмом, не замечая, что им пользуются, и только теперь стал понимать, как много потерял. Прав был названный отец, сказав однажды, что большую часть жизни человек не осознает своего присутствия в этом мире. Только момент смерти делает его живым. Он же и становится для него последним.

Альвар провел в Сиболе два дня. Все это время у Великой реки находилась группа стражей. Им поручили наблюдать за кораблем. В случае отплытия они должны были заблокировать перо руля и не дать каравелле маневрировать, однако «Сарагоса» по-прежнему стояла на якоре и ни разу не двинулась с места.

Утром третьего дня, когда пришло время прощаться, Праматерь сама пришла к Альвару и попросила об одолжении:

— Молитесь за нас, сеньор Альвар Диас, — произнесла она в некотором смущении. — Я знаю, что это звучит странно, но мы верим в Бога, хоть и лишены возможности просить его о чем-то. Мое любопытство и трусость обрекли человечество на вечные страдания, а меня саму на одиночество. Я часто задаю себе вопрос, каким бы стал мир, не поддайся я искушению?

— Не представляю, как можно жить в вечном блаженстве под всевидящим оком творца.

— Жить вечно. Неужели вы бы не хотели?

— Это ужасно скучно. Человек должен быть свободен, как в жизни, так и в смерти.

— Вот теперь я вам верю, — улыбнулась Праматерь, протянув ему руку.

Альвар коснулся губами ледяной кожи, почувствовав приятное покалывание. Постепенно он стал ощущать необъяснимую привязанность к этим существам и к их госпоже. С людьми их связывал не только внешний облик. Они жили по законам изначальных времен, сохранив память о прошлом, когда жизнь каждого человека, входившего в состав общины, ценилась превыше всего. Это была забытая каста индейских богов, достаточно мудрых и рассудительных, чтобы держаться в стороне от внешнего мира.

— Если захотите, всегда сможете вернуться, — небрежно произнесла женщина, нарушив ход мыслей конкистадора. — Вы нужны Сиболе, больше чем можете себе представить.

— Мы оба понимаем, что я не вернусь. Вы несете свой крест. Я несу свой.

Не дожидаясь ответа, Альвар встал со скамьи. Открылась дверь и в помещение вошли провожатые, которые должны были отвести его к реке.

— Что нам сделать, чтобы Он нас услышал? — произнесла Праматерь, едва идальго переступил порог. — Если даже вы — простой человек, смогли простить злейшего врага, неужели же Он будет видеть в нас предателей до конца дней?

— Важно не просить прощение, а заслужить его, — произнес Альвар, последний раз коснувшись взглядом стройной фигуры владычицы.