Йен Лоуренс - Контрабандисты

Первым ворвался Дашер. Его голос гулко отдавался в коридоре.

— Где ты? — И сказал сам себе шепотом: — Ох, не люблю я темноты.

За ним подоспели остальные, с фонарями, бросавшими на стены желтый свет. Я слышал их дыхание, шарканье их сапог. Конечно, они нашли бы меня.

Но Дашер закричал:

— Сюда! — И всей гурьбой они устремились по ложному пути.

Я выждал еще какое-то время, сидя на корточках в углу, вслушиваясь. Открылась дверь, другая. Шаги затихли, но голоса были слышны, я украдкой выглянул из-за угла. В конце коридора находилась кухня. Контрабандисты столпились вокруг большого стола, спинами ко мне. Нас разделяла открытая дверь, через которую свет выплескивался на улицу.

Я хотел бежать, но не отважился. Вместо этого я пополз вплотную к стене, чтобы не скрипнули доски, не отводя глаз от контрабандистов.

Я был в ярде от двери, когда из кухни раздался голос. Голос был старый, женский.

— Это ты, Флем?

Я замер, ошеломленный. Из-за мужских спин вышла миссис Пай и медленно приблизилась ко мне.

— Флеминг? — спросила она неверным голосом. — Это ты, Флеминг? Ты наконец?

Она приковыляла ко мне, жалко улыбаясь, кокетливо поправляя жидкие пряди волос.

Никак не мог я предположить, что вернусь в «Баскервиль». Но я снова оказался здесь, стоял совершенно беспомощный. Казалось, прошли десятилетия с тех пор, как я вот так же ощущал дуновение из туннеля, несущее запах моря.

— Дорогой, — сказала миссис Пай. — Наконец-то ты вернулся.

Ей ответил Дашер:

— Никакой это не Флеминг, старая ты калоша. Это шпион. Перевертыш. Крыса мерзкая.

Он подошел и сгреб меня. Подошли и другие, миссис Пай отвернулась и потянулась руками к стене. Контрабандисты могли тут же прикончить меня на месте, забить своими дубинками насмерть. Но Дашер сказал:

— Нет. Он мой. Я долго ждал этого момента. — И он выволок меня через открытую дверь на улицу. — Я сам убью его! — кричал он. — Я пристрелю его, как собаку. Он и есть собака.

Дашер пинками и тычками сталкивал меш вниз, на берег протекавшего рядом ручья. Oн развернул меня, и в его руках оказались пистолеты.

— Я снесу ему башку! — орал он. — Я прострелю ему сердце!

И он выстрелил из пистолетов. Верно говорят люди, вся жизнь твоя мгновенно промелькнет в такой момент перед глазами.

Жизнь моя коротка, и я увидел, как мгновенно вырос из малыша в мальчика. Я видел себя на плечах отца, вцепившегося ручонками в его волосы. Я видел, как умирает мать, как искажается ее лицо. Я видел «Небесный Остров», участливое лицо Мэри, ее добрую улыбку. Наконец я увидел вздыбленные волны Надгробных Камней. Я почувствовал, как они смыкаются надо мной, холодные как лед, опрокидываясь в поток.

Вода булькала и пенилась вокруг, совершенно не соленая. Она поразила меня холодом и непроглядной тьмой. Казалось, я погружался вечность, хотя ручей был неглубоким.

Дашер выволок меня и уложил на спину на травянистый склон, оставив в воде лишь ноги. Он выглядел расстроенным, чуть не плакал.

— С тобой все в порядке? — прошептал он.

— Не знаю.

— Конечно, в порядке. — Он ухмыльнулся, поднял голову и заорал в сторону гостиницы. — Еще жив, собака? Черт меня побери, да он о двух головах! — Он вытащил из-за пояса еще два пистолета, блеснувших искусно выполненным золотым орнаментом. Пистолеты Ларсона. Дашер взвел курки.

— Нет, пожалуйста, — взмолился я.

— Все нормально, — сказал он. — Они не заряжены. Ни один не заряжен. — И он выпалил из обоих. — Я тебе покажу! — яростно взревел он. — Вот тебе!

Он вытаскивал пистолеты из-за пояса, из-за перевязи, из-за пазухи; он засовывал их обратно с еще дымящимися стволами. При каждом выстреле он орал:

— Вот тебе, скотина! Вот тебе, ублюдок! — Потом он подмигнул мне. — Ну и картина! Великолепно!

Это был грандиозный шумовой спектакль с иллюминацией для толпившихся у дверей таверны контрабандистов. Дашер наслаждался шумом и запахом пороха, ярко-оранжевыми вспышками, которые освещали его силуэт на черном фоне. У него еще осталось с полдюжины заряженных пистолетов, когда один из контрабандистов призвал его остановиться.

— Тебя аж в Эшфорде слышно, — крикнул он. — Ты всю армию нам сюда пригласишь.

Дашер спрятал пистолеты.

— Для верности еще перережу ему глотку! — крикнул он и нагнулся надо мной.

Я наполовину ослеп и почти оглох, к тому же из-за дыма было плохо видно. Но я совсем не был ранен и понял, почему отец отделался только дыркой в одежде.

— Я не могу причинить тебе вреда, — сказал Дашер. — Я никогда никому не мог причинить вреда. — Он помог мне сесть на берегу и велел отдохнуть немного. — Потом сматывайся в Лондон. В Сент-Винсенте поймаешь карету.

— В Лондон? И оставить «Дракона» капитану Кроу? — Я покачал головой. — Это все состояние моего отца.

— Его уже не спасти.

От таверны послышались голоса, свет фонаря стал приближаться. Дашер поднял голову и крикнул:

— Я сейчас, только обшарю его карманы. Мне надо идти, — сказал он, снова нагнувшись ко мне. — На вот тебе, на прощание.

Он вытащил из плаща маленький сверток. Я с удивлением уставился на клеенчатый пакет Ларсона.

— Я нашел это в кармане у Гарри. Бог знает, как он это добыл. Я говорил Требухе, что Гарри нельзя доверять. — Он сунул пакет мне в руки. — Отвези это в Лондон, прямо в Олд Бейли. Найди одного из тех джентльменов с цветной капустой на голове — ну знаешь, эти белые парики. Вручи ему прямо в руки и скажи: «Прошу вас, сэр, подарок от лихого Томми Даскера». — Он усмехнулся. — Полагаю, это проучит Требуху. И всех других, которые напускают на себя важный вид при встрече с Томми Даскером.

— Спасибо.

— Но только одно условие. — Он посмотрел на меня с лихой ухмылкой. — Просмотри книжку сам. Найди мое имя. И если…

— Я его вырежу, — пообещал я. — Или замажу до полной неузнаваемости. Или…

— Нет. Если его там нет, то впиши. Сделаешь, Джон?

Я опешил. Но очевидно, он именно этого хотел. «Придет день, когда ты услышишь обо мне. Может, сперва меня повесят, но уж услышишь ты обо мне в любом случае». Так он говорил.

— Обещаешь? — спросил он.

— Обещаю.

Дашер хлопнул меня по плечу и оставил у ручья. Он вскарабкался на берег и на мгновение картинно замер в развеваемом ветром плаще. Потом важной походкой направился к таверне, уже бахвалясь своим подвигом.

— Вы бы видели, как он извивался. Слышали, наверное, как он умолял…

Я долго лежал затаившись, пока луна почти не зашла. Но маленькая деревня не затихала. Телеги грохотали по мосту, дверь гостиницы хлопала и скрипела. Я пополз вверх по крутому береговому склону ручья и осторожно выглянул. К дверям таверны подкатил старый золоченый катафалк, быстро загрузился и отъехал с бочками. За ним, к моей досаде, подкатила карета, в которой мы с отцом ехали в ночь нападения. Тот же кучер сидел на козлах и спрыгнул, чтобы открыть дверцу бадейщикам. Неудивительно, подумал я, что он знал дорогу в «Баскервиль». Неудивительно, что он знает бедную миссис Пай.