Кристофер Ларсен - Муссон Дервиш

Каждый день приходили люди. Кехаар стоял носом к каменному пирсу в центре города. В Хакодате город не повернулся спиной к морю, как во многих других местах в Японии. Здесь полно места для приходящих яхт, без ограничения времени и бесплатно. Набережная была превращена в главную туристическую достопримечательность, поток людей там не прекращается весь день. Некоторые посетители видели моё фото в газете, некоторые слышали от друзей яхтсменов, кто то просто проходил мимо. Большинство просто подходили глянуть на диковинного иностранца и сфотографировать, примерно как животное в зоопарке.

Однажды, в воскресенье вечером, заявился владелец ночного клуба. Гладкий бизнесмен, волосы собраны в хвост, очки, усы. За десять лет в гостиничном бизнесе в Токио он приобрёл хороший английский. Я завалился к нему на вечеринку в первый день, когда прибыл в Хакодате, и теперь он предлагал мне работу у него в качестве бармена и «затейника», по сути иностранной диковиной, для привлечения посетителей. Шесть ночей в неделю, с восьми вечера до четырёх утра. - Почему бы и нет - подумал я. Хорошая возможность подучить язык и ещё получить за это плату.

Меня хватило на три недели. Потом я наконец понял, сколько мне на самом деле платят и ушёл. Сказочные доходы в Японии не распространяются на случайные заработки в баре, как и на любую другую временную работу, будь то ручной труд или сезонные работы на ферме.

Примерно треть дохода работники получают в виде «бонусов» выплачиваемых два раза в год.

Временные работники бонусов не получают. С ними обращаются одинаково, как с любой дешёвой иностранной рабочей силой со Среднего Востока или из Африки.

Оговоренный режим работы чисто теоретический. Приход на работу вовремя вызывает неодобрение. Полагается прийти на пол часа раньше, даже если нечего делать, и сидеть ждать. Это принято на любой работе. Окончание работы в четыре утра тоже очень приблизительно. Бар остаётся открытым, пока есть клиенты. После того, как последний из них уйдёт, нужно протереть столы, подмести пол, подготовить вещи в стирку, помочь разобраться с кассой, пополнить запасы бара. Хорошо если получится уйти в пять утра. Про оплату сверхурочных здесь не слышали. Получалось, что я зарабатываю четыре...пять долларов в час. В такой дорогой стране как Япония, это не стоит затраченных усилий.

Но те три недели прошли отлично. У меня открылись глаза. Ночной клуб это не место где пьют, это место для одиноких людей, где можно найти компанию. Именно поэтому здесь платят восемь долларов за стакан Кока-Колы, плюс пятнадцать долларов за вход. Примерно половина наших клиентов были девушки из офисов, остальные — развлекающиеся бизнесмены, боссы якудза и жёны местных рыбаков. Японцы очень плохо переносят алкоголь. Пьянство, это пожалуй единственное нарушение социального кода которое здесь допускается. Оно работает как предохранительный клапан, для снятия стресса от притворства, которому они должны следовать всю свою жизнь, на работе, дома, с компаньонами. В состоянии опьянения можно делать что угодно и всё это прощается. Можно оскорблять своего босса, прямо в лицо и на людях, можно приставать к своей секретарше, мочиться на улице, раздеваться на дискотеке, вас никогда не будут винить за это. Два бокала пива сбрасывают тщательно поддерживаемый фасад и человек превращается в ужасное животное: грубое, ничтожное, жестокое, без манер и воспитания.

Некоторые встречи были скучными, иногда неприятными, но часто озадачивающими.

Однажды, в три часа ночи в бар ввалился низкий коренастый мужик, пьяный в стельку и неустойчиво умостился на барном стуле. Я подал ему пива и держался рядом, на случай если ему потребуется что-то ещё. У него не было шеи, бритая голова росла прямо из плеч. Пухлые мясистые руки обхватили стакан с пивом, на одном из мизинцев не хватало последней фаланги — явный признак его профессии. Через алкогольный туман на меня смотрели налитые кровью глаза. Он закатал рукава, от середины предплечий руки были покрыты татуировками. Бросил на стол бумажник, толщиной в два дюйма, набитый банкнотами по 10.000 иен.

- Эй, ты. - позвал он меня. - Иди сюда. Он показал рукой на себя: - Yakudza desu – Я гангстер. Мне на ум пришёл лишь один подходящий ответ, я вежливо поклонился: - Kurisu desu. - Я Крис. - Hajime mashite, Kurisu. - Приятно познакомиться, Крис. Выпей со мной.

Я налил себе холодный чай (восемь долларов на счёт клиента), и мы начали беседовать. Я спрашивал очень мало, но он был в настроении поболтать. Рассказал что заправляет игровым залом и не хочет ввязываться в торговлю наркотиками. Потом он узнал что я яхтсмен и мы переключились на более безопасную тему — его увлечение, океанская рыбалка. Я дважды ловил его, когда он почти падал со стула. Остальной персонал клуба старался держаться от него подальше, имитируя занятость другими делами, оставив меня заниматься гангстером в одиночку. Мне было всё равно. Гангстер, уважаемая профессия в Японии. Они очень эффективно организованы, занимаются политикой, строительством, торговлей, рэкетом, игорным бизнесом, сбором мусора, всем подряд... Если вы откроете уличный киоск по продаже каких-нибудь безделушек, вам придётся платить им. Израильтяне, монополизировавшие ювелирные магазины в Азии, работают рука об руку с боссами якудза.

Любой бизнес имеет связи с якудза, некий «хороший друг» присматривает за ним. Они не скрываются. Трудно спрятаться, когда тело покрыто татуировками и недостаёт фаланги на пальце. (Ещё татуировки популярны у плотников и уличных рабочих). Самая большая выручка в баре бывает когда боссы якудза развлекают своих друзей и бизнес партнёров.

Наступила осень, леса стали менять цвет. Трудно их в этом упрекнуть, я сам стал менять цвет. Сначала побледнел от недостатка солнца, потом зарумянился от холода. Я нырял под лодку, чтобы почистить заросшее днище, но не мог выдержать в воде больше десяти минут.

Вода стала ледяной и я провёл остаток дня в горячих источниках, чтобы восстановить нормальное кровообращение. Моя виза заканчивалась, пришло время уходить на юг.

Начальник береговой охраны в Токуяма был предельно откровенен — мне в этом городе не рады. Его английский было невозможно понять, но манеры говорили сами за себя. Он держал меня три дня на причале в изоляции, пока вёл переговоры с иммиграционной службой от моего имени. У меня не было визы, я шёл в Корею, чтобы получить её. Обойти Кюсю с севера, против течения Куросио и зимних штормов я не мог, поэтому пошёл внутренним морем. Восемь дней я пробивался против приливных течений в узких проливах, среди оживлённого судового движения и несносных рыбаков. Ночью рыбацкие суда зажигают огромное количество огней, как на рождественской ёлке. Конфигурация огней не соответствует никакому установленному коду. Рыбаки, как водители дальнобойщики, любят огни и устанавливают их столько, сколько вздумается. Понять, куда движется судно и что оно делает, совершенно невозможно. В Таиланде, Китае и Японии мне приходилось расходиться с траулерами, которые рыбачили на банках ночью совсем без огней. Самые опасные, это рыбаки одиночки в Японии. Они включают автопилот, радар и идут сортировать улов по дороге домой, когда лодка вслепую несётся в ночи со скоростью около двадцати узлов и никого за штурвалом. Если есть ветер, можно убраться с их пути, в штиль же мне случалось несколько раз чуть не попасть под них. Однажды рыбак прошёл так близко, что брызги от его носовой волны попали мне в люк, но он нас так и не заметил.