Ганс Якоб Гёбелер - Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U-505. 1941–1945

Как только мы добрались до Меца, наша группа разделилась на несколько человек, едущих по разным направлениям. Через шесть часов я прибыл в Кассель. Накануне ночью город был уничтожен мощным воздушным налетом. Повсюду виднелись горящие и дымящиеся здания. Нигде не обретешь безопасности от вражеских терроризирующих бомбардировок, думал я.

Через три часа поезд остановился около моего родного города. Я был удивлен пронзительным холодом. В Лорьяне было гораздо теплее – там мы привыкли к теплым ароматным бризам с Атлантики. Но теплый прием, оказанный мне моей семьей, тут же заставил забыть о городской прохладе.

Несколько наших соседей тут же появились в доме моих родителей, желая поздравить меня. Большинство из них принесли в качестве подарков продуктовые карточки. Подарок в 50 граммов сахара (месячная норма на одного человека) и в самом деле невероятно щедрый, и поэтому можно было понять, какие лишения переживает сейчас наш народ. Подобная щедрость была обычным делом среди нашего народа в это время. Таким же образом мы, солдаты, всегда старались привезти домой какие-то деликатесы для наших семей. Ну а те в свою очередь часто баловали нас домашним пирогом или ливерной колбасой, чтобы мы могли поделиться ими с нашими товарищами по возвращении в часть. Ни у кого не было много еды, но, деля между собой то, что мы имели, мы делали голод немного более сносным.

Оказавшись дома, я с горечью узнал о том, что мой лучший школьный друг был убит на Восточном фронте. Мой кузен и другой мой друг были оба убиты в Югославии партизанами Тито. Особенно поражало то, что оба они были убиты уже после того, как сдались коммунистам. Еще один мой двоюродный брат погиб в Северной Африке около Мерса-Матрух 47 47 Мерса-Матрух – город в Египте, на побережье Средиземного моря, примерно в 240 км к западу от Александрии, на трассе Александрия – граница с Ливией. . Война принимала невероятные размеры, практически каждая семья в маленьком Боттендорфе могла сообщить подобные трагические новости.

Несмотря на все потери, мы по-прежнему верили в победу и доверяли нашему политическому руководству. Такое отношение держалось до самого конца. После войны у меня вызывали отвращение многие люди в моем родном городе, которые трусливо отрицали свое членство в партии или свою роль в войне. Даже пасторы меняли свои проповеди и мелодии на 180 градусов! То же самое было и во Франции, где внезапно каждый оказался, по его словам, членом французского Сопротивления. Я уважаю каждого человека, который имеет смелость действовать в соответствии со своими убеждениями, даже если считаю их неверными. Но одна вещь отталкивает меня и сегодня: это неспособность труса встать и сражаться за то, во что он верит (или верил). Я никогда не был и не буду хамелеоном!

Две недели моей побывки пролетели очень быстро. Прощание с семьей и друзьями вышло куда более эмоциональным, чем в прошлый раз. В последнюю минуту, однако, воздушный налет на железнодорожную сеть к западу от Франкенберга задержал отправку моего поезда. И снова мой отец воспользовался своим влиянием как железнодорожного чиновника, чтобы спасти меня от неприятностей. Местные ремонтники за гонорар в сотню сигарет согласились работать сверхурочно и привели старый паровоз в относительный порядок. Исходящий паром старый локомотив доставил меня до станции пересадки как раз вовремя.

К сожалению, поезд, на который я пересел, тоже опоздал со своим отправлением со станции. К тому времени, как я добрался до Меца, поезд, идущий через Лорьян, тоже ушел. Я мог бы сесть на следующий поезд, но в этом случае неизбежно опаздывал из увольнения. У меня был один-единственный шанс избежать военного суда за опоздание из отпуска: проштамповать мои проездные документы у начальника вокзала в Меце. Сердце мое дрогнуло, однако, когда я увидел сотни солдат сухопутных войск, стоящих в очереди к начальнику вокзала за такой же печатью.

На счастье, моя морская темно-синяя форма резко выделялась среди моря серо-зеленого обмундирования армейцев. Несколько солдат, стоявших рядом со мной, впечатлились моей пряжкой с подводной лодки, а когда я рассказал им, что должен прибыть на базу до завтра, то они проложили мне ход до начала очереди. Некоторые из них даже помогли нести мой багаж. Через несколько минут проездные документы уже были у меня на руках с печатью начальника вокзала и его же подписью.

Мой поезд прибыл через полтора часа. Он был буквально переполнен солдатами сухопутных войск с Восточного фронта. Громадная толпа солдат уже ждала его подхода на платформе, отчаянно пытаясь втиснуться в переполненные вагоны. Я попытался было протолкаться локтями к дверям вагона, но для меня оказалось невозможным даже приблизиться к ним. Я не представлял себе, как мне пробиться к дверям, не то что протиснуться в них.

Внезапно я услышал знакомый голос, крикнувший мне: «Ганс! Пробивайся сюда!» Это оказался мой знакомый из 2-й подводной флотилии, с которым я познакомился с той поры, как посещал школу подводников. Он снял морской мешок с моих плеч и закинул его через открытое окно в переполненный вагон. Солдат сухопутных войск, стоявший рядом со мной и видевший, что происходит, сложил свои руки в виде ступеньки для меня, чтобы я поднялся к окну. Оказавшись в безопасности внутри вагона, я протянул солдату пачку сигарет в знак признательности. Его усталые глаза вспыхнули благодарностью, и лишь тогда я рассмотрел на его груди награды и медали, в том числе внушительную планку за рукопашные схватки. По каким-то причинам моряки-подводники и солдаты сухопутных войск обычно отлично ладили между собой. Я почувствовал внутри удовлетворение от того, что сделал немного приятного одному из солдат.

Через несколько минут наш поезд отошел от станции, оставив за собой многие сотни солдат, которым не удалось попасть на него. Многие из солдат, ехавших в поезде вместе с нами, высунули головы в окна, стараясь вовремя заметить заходящего в атаку воздушного врага. Довольно часто наши поезда, даже четко маркированные как госпитальные, везущие раненых, обстреливались противником с воздуха. После таких атак обычно оставалось много жертв. Я видел, что поезд снабжен вагонами с зенитками: один впереди состава, а другой позади, но по опыту морских боев знал, что они не представляли серьезной угрозы для решительной атаки с воздуха.

24 ноября я доложил о своем возвращении из отпуска нашему новому командиру обер-лейтенанту Харальду Ланге. Он немедленно спросил меня, почему мой отпуск был сокращен на пару дней. После того как я рассказал ему историю о моей стычке с доктором, наш высокий, с импозантной внешностью новый командир только усмехнулся и покачал головой.