Ганс Якоб Гёбелер - Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U-505. 1941–1945

Плохая погода держала нас в напряжении почти постоянно, но, когда погода успокаивалась, у нас появлялось больше свободного времени. Чтобы расслабиться, я особенно любил стоять вахты на мостике по ночам, наслаждаясь легкой дымкой тумана и глядя на небесные созвездия, которые плыли и поворачивались соответственно движениям нашей лодки. Поскольку на горизонте не было никаких ориентиров, я представлял, что Господь качает нас в небесной колыбели, бесконечной по своим размерам и красоте.

Разумеется, подобные моменты беззаботных дум были редкой роскошью на борту U-505 в 1944 году. Следовало помнить, что мои редкие минуты отдыха были возможны только потому, что с того же мостика еще четыре пары глаз безостановочно обшаривали горизонт, стараясь заметить опасность. Кто знает, сколько молодых моряков, завороженные красотой ночного неба над океаном, уносились своими мыслями далеко от своих обязанностей и в результате никогда уже не возвращались домой к своим семьям?

Во всяком случае, наш командир был очень любезен, давая нам, когда позволяла обстановка, сделать хороший глоток свежего воздуха. Он понимал всю важность тех нескольких минут, которые так хорошо влияли на здоровье и настроение подводника. Сравнивая Ланге с Чехом, нам становилось ясно, что опыт Старика в качестве обычного моряка гораздо ценнее для становления хорошего командира, чем все годы учебы Чеха в Военно-морской академии.

Во время таких более свободных дней я по собственной воле помогал моему другу Тони пораньше закончить мытье посуды, чтобы он тоже мог насладиться несколькими минутами пребывания на мостике. Он неизбежно мог заснуть в теплом тропическом бризе, измотанный готовкой для экипажа, намного большего, чем тот, на который был рассчитан наш маленький камбуз. В благодарность за то, что я отрывал его от камбуза, Тони часто приберегал для меня лишнюю порцию десерта. Однообразие еды в субмарине делало лишнюю порцию пудинга, политого малиновым сиропом (моим любимым), подобной самым роскошным блюдам в этом мире. По ночам Тони часто приносил на мостик вахте кувшин горячего кофе, смешанного с ромом. Лишь те, кому доводилось жить и сражаться на борту одной из таких подводных лодок, как наша, могут по достоинству оценить комфорт и наслаждение, которые доставляла эта простая демонстрация дружбы.

Вспоминая чувство братства, которое мы в экипаже испытывали друг к другу в нашей переполненной стальной пещере, я прихожу в ярость, когда слышу, как некоторые легкомысленные личности называют нас, – «нацистские подводники». Кто был нацистом на борту нашей лодки? Я не встречал ни одного.

Нам ни на мгновение не приходило в голову, был ли данный человек членом нацистской партии или нет. Мы считали себя патриотами, чистыми и простыми. Идеология в этот момент в войне была просто неуместна!

1 апреля мы отметили годовщину первого пересечения нами экватора, еще под командованием нашего первого командира Акселя Лёве. Трудно было представить себе, что прошло уже два года, как мы отмечали экзотический ритуал встречи Нептуна. Столь многое произошло с тех пор. Казалось, прошла целая вечность с того момента. Какими легкими и простыми казались те ранние дни, когда целей было множество, а атаки вражеских самолетов были скорее исключением, чем правилом! Ланге был ветераном подводной войны, так что у нас были самые крупные надежды на этот боевой поход.

Когда мы вошли в теплые воды Африки, волны приняли другой характер. Пропали высокие крутые буруны марта. Вместо них мы стали чувствовать неимоверно длинные валы, которые попеременно толкали лодку вперед, чтобы затем оттянуть ее назад. Прогресс движения в этих морях напоминал катание на детских качелях. Новые члены нашего экипажа не были привычны к изменившемуся характеру качки и испытали новый серьезный приступ морской болезни. В течение нескольких следующих дней их можно было видеть с головой в ведре или перегнувшимися через релинги 52 52 Релинг – ограждение на борту кораблей. , когда они отдавали съеденную ими пищу Нептуну.

Ранним утром 4 апреля мы получили радиограмму из штаба. Вся лодка гудела от пересудов о ее содержании. Ланге догадался, о чем все судачат, и довел до нас ее содержание: мы направлялись на встречу с подводной лодкой U-123 в квадрат акватории DG9179. Ланге был мудрым старым лисом и счел нужным сообщить нам, что происходит. Тропическая жара начала раздражать нас, и командиру не нужны были необоснованные слухи, которые начали ходить среди экипажа.

Три дня спустя мы заметили U-123. Ранее этой подводной лодкой командовал Рейнхард Хардеген, а теперь – его бывший старший помощник Хорст фон Шрётер. Расчеты зенитных орудий на время краткой встречи были приведены в полную боевую готовность. Наш старпом Пауль Майер перешел на другую лодку, чтобы передать им некоторые новые секретные коды. Через полчаса мы попрощались и расстались.

Позднее, уже ближе к вечеру, мы услышали дюжины две взрывов подводных бомб на довольно дальней дистанции. Мы надеялись, что они не станут сигналом о гибели U-123. Существует большая разница между подводными лодками и надводными кораблями, с которыми мы боролись: надводный корабль почти всегда имеет время, чтобы дать сигнал SOS своим возможным спасателям, прежде чем затонуть. С другой стороны, подводная лодка часто гибнет, не имея возможности сообщить о своей судьбе в штаб или потенциальным спасателям. После нескольких дней тревожного ожидания нам обычно оставалось предположить самое худшее, если лодка не давала знать о себе в условленное время.

Как впоследствии оказалось, U-123 не была потоплена в атаке глубинными бомбами, услышанной нами. Более того, подобно нашей собственной лодке, она оказалась одной из очень немногих германских субмарин, которым довелось пережить войну. Когда ближе к концу этого года союзники освободили Францию, адмирал Дёниц приказал всем действующим подводным лодкам, базирующимся на атлантическом побережье Франции, немедленно следовать в находящиеся под германским контролем порты Балтийского или Северного морей. U-123, однако, была оставлена на берегу в сухом доке Лорьяна из-за отсутствия аккумуляторных батарей, необходимых для ее электромоторов. После войны французские военные моряки нашли лодку, отремонтировали ее и дали ей новое имя – Blaison (по имени города). Она активно действовала в рядах ВМС Франции до 1953 года, когда, к сожалению, была отправлена на металлолом. Обидно, что эта доблестная и историческая лодка была уничтожена ради металлолома стоимостью несколько сотен долларов.

Примерно на этом этапе нашего боевого похода на борту U-505 произошел запомнившийся всем инцидент. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что случай этот был довольно мерзким, но тогда он немало повеселил нас. Все началось, когда мы стали обращать внимание, что Герд, один из механиков-дизелистов, проводит значительную часть дня, держась и осторожно потирая переднюю часть своих штанов. Что ж, это никого из нас не удивило, потому что все отлично знали – он готов переспать с любой женщиной, если представится такая возможность. Всякий раз, когда мы отправлялись в боевой поход, оказывалось, что он подцепил какую-нибудь болезнь от портовых дам.