Михаил Божаткин - Взрыв в бухте Тихой

— Живу, как на бивуаке, — полушутя, полусерьезно оправдывался минер. — Семью с собой не вожу, ведь мы, военные, всегда на колесах, а недаром же говорится: дважды переехать все равно что раз погореть.

Тогда Виктор промолчал, но внутренне был не согласен и про себя решил: хоть на год, хоть на полгода, но обосновываться прочно. Этого же принципа, как видно, придерживался и Рыбаков.

За столом, на котором стояли стаканы с чаем, вазочки с вареньем, печенье, сидели девушка лет пятнадцати-шестнадцати и пожилой, плотный, седоусый, с наголо обритой головой мужчина во флотском кителе без погон. В нем Виктор с удивлением узнал того «морского волка», с которым встретился на набережной приморского бульвара, а затем видел у музея в форме капитана первого ранга.

— Знакомьтесь, это моя жена, — представил Рыбаков.

— Елена Михайловна, — протянула хозяйка руку.

— Моя дочь!

— Ирина, — встала из-за стола девушка.

— Капитан первого ранга в отставке Александр Александрович Буранов.

— С этим ершистым молодым человеком мы уже знакомы, — сказал капитан первого ранга, вставая и протягивая руку. Говорил он вроде негромко, но густой бас наполнил всю комнату, и в буфете даже что-то звякнуло от резонанса.

— Он в прошлый шторм проявил похвальное мужество, спас женщину.

Ирина с интересом взглянула на Виктора, а Елена Михайловна спросила:

— Как же это случилось?

— Да пустяковое дело, — смущаясь, начал рассказывать Виктор. — Одна приезжая решила искупаться, отплыла от берега. А шторм резко усилился. Вот она никак и не могла преодолеть полосу прибоя. Ну, я помог…

— Похвально! — прогудел Александр Александрович. — В музее она вас нашла, вы познакомились с ней?

Елена Михайловна с упреком взглянула на Буранова.

— Что же вы стоите? Садитесь к столу, — пригласила она Шорохова. — Ирина, принеси чаю!

Когда все уселись за стол, Рыбаков сказал, обращаясь к капитану первого ранга.

— Вот лейтенант предлагает в учебном кабинете оборудовать уголок истории минного оружия в России.

— Похвально, очень похвально. Историю нужно знать, но, к сожалению, знаем мы ее очень плохо…

— Наша историчка тоже…

— Ирина, ну как ты говоришь?

— Прости, мама, мы так зовем нашу учительницу. Она тоже говорит, что свою историю мы знаем очень плохо…

— Вот видите! — улыбаясь в седые усы, пробасил капитан первого ранга. — Действительно, многого, очень многого мы не знаем. Междоусобицы, татарское нашествие, войны уничтожили следы прошлого. Но ведь и о наших днях разве нам все известно? Давно ли окончилась война? Все здесь сидящие ее пережили, вот даже Ирина под бомбежкой была…

— Ну, она этого, наверное, не помнит…

— Помню, мама, очень хорошо помню!

— Правда, это уже тоже стало историей, но в этой истории столько ненаписанных страниц, столько неизвестного. Да вот хотя бы случай с партизанским отрядом Дубовика. Расскажите-ка об этом, Алексей Петрович!

— Собственно говоря, я ничего и не знаю, — отозвался Рыбаков.

— Ну как же! — воскликнул Александр Александрович. — В период оккупации здесь, в горах, был организован небольшой партизанский отряд. Возглавил его замечательный человек, бывший моряк, один из героев гражданской войны, впоследствии ученый-биохимик Иван Иванович Дубовик. Когда был создан объединенный штаб партизанских отрядов, Дубовику приказано было переправиться на Большую землю, и сделать это поручили Алексею Петровичу…

— Тогда наш катер, — продолжал рассказ Рыбаков, — подошел к условленному месту, я на шлюпке с двумя матросами направился к берегу. Там есть небольшая бухточка, даже не бухточка, а так — крохотный заливчик. Вот и берег. Мы даем условный сигнал, получаем ответ и в ту же минуту видим вспышку, похожую на выстрел из пистолета, и почти мгновенно громыхнул взрыв. После этого мы несколько раз подавали сигналы, но ответа не получили. На следующую ночь обследовали берег — ничего, кроме опаянных взрывом скал. Что там случилось, куда делся Дубовик, неизвестно.

— Еще один случай, — снова заговорил капитан первого ранга и вынул из кармана обкуренную, уже знакомую Шорохову трубочку. Повертел ее в руках и снова спрятал.

— Да уж курите, — разрешила Елена Михайловна.

— Так вот, — словно не расслышав, продолжал Александр Александрович. — Однажды при разборе захваченных у фашистов архивов я встретил запись о том, что небольшая самоходная баржа вышла в «Зет». Затем встретились еще несколько документов об этом же. Выяснилось, что некоторые баржи грузились взрывчаткой. Потом нашли копию препроводиловки о том, что направляется в штаб Гиммлера отчет о какой-то лаборатории «Зет». Отчета найти не удалось. Возможно, лаборатория «Зет» и пункты назначения барж со взрывчаткой — одно и то же. Но где находилась эта лаборатория, чем она занималась — пока неизвестно.

— Неужели и узнать о ней ничего нельзя? — спросила Ирина.

— Пока — ничего, — развел руками Буранов.

Он, виновато взглянув на хозяйку, закурил-таки свою трубочку и, пустив клуб дыма к потолку, продолжал:

— Вот и о судьбе Федора Тарасовича Иванченко…

При этих словах Шорохов вздрогнул и пристально взглянул на капитана первого ранга.

— …ничего не смог узнать. Я многих из этого отряда знал, некоторые товарищи вспоминают огромного, почти саженного роста моряка. Но какова его судьба, что с ним случилось — неизвестно. Так что, Алексей Петрович, вашу просьбу я пока еще не выполнил…

— Да это не моя просьба, а вот его, лейтенанта Шорохова.

— А кем он вам приходится, родственником, знакомым? — повернулся Александр Александрович к Виктору.

— Нет, я его даже не знаю, — смутился Виктор. — Это брат Оли… Ну, той девушки, которой я помог тогда выплыть…

— Значит, вы все-таки познакомились с ней?

Виктор еще больше смутился, покраснел и опустил голову. Познакомился! Теперь он и минуты не может прожить без того, чтобы не подумать об Оле. Весь мир сейчас для Виктора сосредоточился в ней, в ее глазах, в ее голосе, он только и живет ожиданием свидания с ней, и когда находится рядом — для него больше ничего не существует. Да и без нее он старается все делать так, будто она находится здесь же, наблюдает за каждым его движением. И, может быть, поэтому в последнее время все так спорится в руках Виктора.

А вчера… Вчера они, как обычно, встретились на набережной Приморского бульвара. Виктору так много хотелось сказать Оле, но от волнения он не мог подобрать слов. Оля стояла рядом и тоже молчала. Виктор чувствовал сквозь китель теплоту ее упругого плеча и все время повторял «Сейчас скажу… Сейчас скажу!.» И продолжал молчать.

Плескалось внизу темное море, едва заметный ветерок овевал лица. Вдали неожиданно замигал огонек — корабль передавал на рейдовый пост сигналы. Это словно придало решимости Шорохову. Он повернулся к Оле, положил ей руки на плечи и горячим шепотом заговорил.