Михаил Божаткин - Взрыв в бухте Тихой

Шорохов обернулся. Неподалеку стояла девушка. Простенькое серое платье подчеркивало стройность ее тоненькой фигуры, густые русые волосы заплетены в косы и уложены на голове тяжелым тугим узлом. Виктор был уверен, что никогда раньше не видел эту девушку, но в то же время в лице ее что-то показалось ему знакомым.

«На кого она похожа?» — мелькнула мысль, и в это время их глаза встретились. Нет, она ни на кого не похожа, эти глаза глубокой голубизны с едва заметным зеленоватым оттенком он где-то видел, но где, когда?

Девушка шагнула навстречу.

— Простите, пожалуйста, товарищ лейтенант, — сбиваясь и краснея, начала она. — Вы в прошлое воскресенье не были на Приморском бульваре?

— Был…

Девушка еще больше покраснела, глаза ее засветились радостью.

— Мне тогда так хотелось вас еще раз поблагодарить, но вы ушли… Тот пожилой моряк, что стоял рядом с вами, помог мне вас сегодня найти… Он сказал, что вы здесь…

«Заметил-таки!» — подумал Шорохов про «морского волка» и, чтобы не молчать, сказал:

— Ну, что вы! Ничего такого я не сделал…

— Я говорил, что тут что-то есть! — услышал Виктор громкий шепот Кузьмина. Услышала его, по-видимому, и девушка.

— Это ваш командир, наверное? — повернулась она к матросам. — В прошлое воскресенье я купалась и чуть не утонула. Товарищ лейтенант помог мне выплыть на берег, потом ушел, даже не простившись… Еще, еще раз вам спасибо, — опять поблагодарила она Шорохова. — Но я, кажется, вам помешала. Извините… — и девушка повернулась, чтобы уйти.

Это был упрек. Упрек в невежливости. Виктор не хотел оставаться невежливым и спросил:

— Вы тоже осматриваете музей?

— Да…

— Присоединяйтесь к нам.

— С удовольствием! — согласилась она. — Ведь я в морском деле почти не разбираюсь, вы мне поможете. Давайте тогда познакомимся. Меня зовут Ольга, лучше просто Оля. Фамилия — Иванченко.

Познакомились и всей группой пошли дальше осматривать музей.

— Зачем же вы в такую погоду тогда решили купаться? — спросил Виктор.

— С утра вроде не такие волны были, я заплыла далеко от берега, устала, а когда стала возвращаться, море так разгулялось, что мне страшно стало.

— Тогда шторм быстро набрал силу, — согласился Шорохов. — Вы, наверное, приезжая?

— Да, я здесь на практике. Учусь в строительном институте, а в вашем городе есть где практику проходить.

— Почти весь город заново строится! — с гордостью подтвердил Шорохов.

— И музей у вас хороший, очень хороший, — похвалила Оля. — Мы пойдем в новый отдел?

— Там сейчас много народу. Мы решили осматривать все по порядку.

— Но мы пойдем туда?

— Обязательно.

Оля оказалась хорошей слушательницей и интересовалась буквально всем. Знание истории флота Виктору сейчас очень и очень пригодилось. Он рассказывал о мореходах древней Руси, о флоте петровского времени, о делах и походах Ушакова, Синявина, Истомина, Лазарева…

Моряки остановились около портрета капитана-лейтенанта Казарского.

— Вот человек, проявивший чудеса героизма. На маленьком суденышке, бриге «Меркурий», он вступил в бой с несколькими крупными турецкими кораблями и вышел победителем, — рассказывал Шорохов. — В Севастополе ему поставлен памятник с надписью: «Потомству в пример». Потомки помнят героические дела своих предков, умножают их боевую славу, а вот современники… О подвиге моряков брига «Меркурий» тогда говорилось очень скупо, Казарского даже в звании не повысили. И мало кто знает, что он последние годы жил в Николаеве, там и умер. На его могиле небольшое надгробие из черного мрамора. Оно почти совсем затерялось среди пышных памятников местной знати, именитых отцов города…

Не один час провели моряки с Олей в просторных залах музея. Оля с неутомимым любопытством расспрашивала обо всем. Особенно она оживилась, когда все перешли в отдел периода Великой Отечественной войны: первой подходила к витринам, внимательно осматривала каждый экспонат.

Вот и новый отдел, посвященный партизанскому движению в период оккупации города немецко-фашистскими войсками. Моряки осмотрели и его. Правда, отдел существовал и раньше, но сейчас стал шире, пополнился новыми экспонатами, документами.

Было уже поздно, когда моряки вышли из музея. Кузьмин, о чем-то пошушукавшись с товарищами, подошел к Шорохову.

— Разрешите, товарищ лейтенант, нам самостоятельно ехать в часть? Через пятнадцать минут автобус отходит.

Виктор подумал, взглянул на Олю и разрешил.

— Езжайте! Старшим — Коваль.

— Есть! — пробасил великан-моряк.

— Виктор Иванович, зайдемте еще на несколько минут в музей, — вдруг попросила Оля.

Он удивленно посмотрел на нее, но согласился. Они снова медленно прошли по залам отделов периода Великой Отечественной войны и партизанского движения. Оля, как и в первый раз, внимательно рассматривала экспонаты.

— Вы словно ищете что-то, — сказал Виктор.

— Да… То есть нет!.. — поправилась Оля и покраснела.

— Я уж было подумал, может быть, вы мужа или любимого человека потеряли.

— Ну, что вы! Ведь я во время войны была совсем девочкой.

Виктор и сам почувствовал, что сказал глупость, и смутился.

Они молча спустились вниз, молча вышли из музея и остановились на тротуаре. День клонился к вечеру. Ветер стих, солнце освещало только крыши домов, и на улицах стало как-то по-особому уютно.

— Вы что думаете сейчас делать? — как можно мягче, стараясь сгладить свою бестактность, спросил Виктор.

— Я даже не знаю… Хочется просто походить, помечтать, обдумать виденное…

Такое же настроение было и у Виктора, и он предложил:

— Походим по городу вместе.

— Хорошо, — согласилась Оля.

И они пошли. Куда? Они и сами не знали. Оле нравился этот высокий, темноволосый, немного молчаливый офицер, так вовремя тогда пришедший ей на помощь. Виктор тоже чувствовал себя хорошо. Ему приятно было слышать чистый грудной голос девушки, ее певучий южный выговор, видеть ее голубые, с зелеными искорками глаза.

Они шли и говорили. Оля рассказывала о себе, о своей учебе, о своих мечтах. Виктор тоже немного сказал о себе. Детство — мало интересное, глухая сибирская сторона, где даже во время войны не было затемнения; на кораблях плавать почти не пришлось. Учеба? Но о ней не принято говорить, так же как и о службе. Да о службе и рассказывать-то нечего — так, сухопутный моряк…

И хотя мало было у них общих тем, но разговор не иссякал; обычные пустяки в их устах были наполнены самым глубоким смыслом.

Как-то незаметно они пришли на приморский бульвар, затем на набережную и остановились около парапета. Виктор взял Олины руки в свои, она не отняла. Так и стояли они молча. Внизу лежало море, темное и такое спокойное сейчас, и ласково звенели волны в прибрежных камнях.