Ричард Реган - К востоку от Малакки [ЛП]

Его слова утонули в очередном потоке гневных слов от комиссара, произнесенных по-русски. Люди с винтовками напряглись и угрожающе нацелили на нас оружие. Я взглянул на Хелену и увидел, что она поняла все сказанное. Ее смирение исчезло, глаза загорелись гневом, а шарф распахнулся, обнажая лицо с решительно сжатыми губами. Я должен был ради нее (и себя самого) сделать последнюю попытку даже при такой безнадежной ситуации.

— Я протестую самым решительным образом, капитан, — сказал я, сознательно пытаясь не обращать внимания на комиссара. — Это безобразие, за которое вы будете нести ответственность. Захватить гражданина Великобритании в открытом море! Я...

Ствол нагана уперся мне в грудь, и по холодной ярости в глазах комиссара я увидел, что вишу на волоске.

— Кажется, вы не оставляете мне выбора, капитан, — продолжил я, подняв руки вверх, — но могу заверить вас, что буду информировать власти об этом акте пиратства.

— Называйте это как хотите, мои приказы...

— Меня не волнуют ваши приказы. — Горячность в голосе Елены поражала. — И еще меньше меня волнуют ваши протесты, капитан Роуден. Я не вернусь в Россию и не позволю таким людям, — почти выплюнула она это слово в адрес комиссара, — допрашивать и касаться меня. Если у вас нет выбора, капитан Роуден, то у меня он есть.

С последними словами она вытащила из сумочки небольшой револьвер, крепко прижала его к груди и нажала на спуск.

Раздался резкий звук выстрела, Хелена пошатнулась от удара пули и стала падать.

Третий помощник отреагировал мгновенно. Он бросился вперед, подхватил ее в падении и осторожно положил ее на тиковый настил, а затем принялся проверять наличие признаков жизни. Но кровь, вытекавшая из почерневшей от выстрела вплотную дырки в ее свитере, растекалась темно-красным пятном по ткани и капала на грубый, грязный тик, что было безошибочным признаком того, что ее жизнь быстро угасает.

Выстрел и падение Хелены на палубу застали русских врасплох. Их взгляды устремились на нее, и этого короткого отвлечения внимания нам было достаточно. Выстрел все еще звенел в ушах, а Крамп и команда гребцов упали на колени, открыли крышку одного из сундуков Хелены и вытащили то, что было внутри. В то же мгновение я сунул руку под куртку. Когда советский капитан и его люди подняли глаза, ситуация изменилась. Они смотрели на ствол моего "уэбли", и почти чудом в руках Крампа и моих людей оказались пистолет-пулеметы Бергманна.

Третий помощник продолжал стоять на коленях рядом с безжизненным телом Хелены.

— Нет пульса, капитан, и она не дышит, — сказал он с явным австралийским акцентом.

Я кивнул, подтверждая, а затем обратил внимание на советского капитана. Мне нужно было перехватить инициативу, пока шок не прошел, и тот или иной из них, в первую очередь хреновый комиссар, не решит действовать как Герой Советского Союза.

— Похоже, у нас здесь тупик, капитан, — сказал я, глядя на него самым стальным взглядом, который я только смог изобразить. — Мои люди тоже вооружены, и я думаю, что перестрелка приведет к ненужным человеческим жертвам. Я предлагаю вам разрешить нам отойти на наши шлюпки. — Я сделал паузу, а затем добавил, как бы вспомнив: — Захватив с собой тело леди Эшворт. Я думаю, мы можем забыть о вашей попытке...

Меня снова прервал злобный поток слов на русском языке. Комиссар, очевидно взбешенный самоубийством Елены, которое лишило его славы передать ее начальникам НКВД во Владивостоке, поднял наган и направил его прямо мне в голову.

— Он требует бросить оружие, — осторожно сказал советский капитан. — Он очень злой и непредсказуемый молодой человек, и советую вам подчиниться.

Конечно, перестрелка почти наверняка приведет к потерям с обеих сторон, но, возможно, советский капитан посчитал это небольшой ценой, которую нужно заплатить, чтобы подтвердить версию о том, что британские моряки напали на его судно и убили Хелену Ковтун в перекрестном огне.

Глаза комиссара горели ненавистью, и я видел, как его палец побелел на спусковом крючке, который в нагане имел тяжелый спуск. Даже если у него была версия двойного действия, он бы успел выстрелить всего один раз, прежде чем Крамп убил бы его. Но к тому времени я был бы мертв. Мне нужно было что-то придумать быстро, иначе я буду не единственным трупом.

— НЕТ! — услышал я отчаянный крик Лотера. — Если вы собираетесь стрелять, то стреляйте в меня.

Рука комиссара дрогнула, он оглянулся и увидел, что Лотер борется с одним из русских моряков за то, чтобы завладеть винтовкой. Другой поднял свою винтовку и ударил Лотера прикладом по спине.

Это была та возможность, которой воспользовался третий помощник.

Из своего положения на корточках рядом с телом Хелены он бросился под ноги комиссара, сбив его как в схватке регби. Револьвер непроизвольно выстрелил, и пуля просвистела мимо моего уха. Произошла короткая драка, наган был вырван из руки комиссара, сам комиссар лежал спиной на палубе, массивный третий помощник сидел на его груди, держа кулак у лица противника.

— Поднимите его, третий, — сказал я, — и заберите это оружие.

Я указал на револьвер, лежащий на палубе, куда он упал. Третий помощник поднял револьвер, щелкнул предохранителем и сунул его в карман. Затем он встал, рывком поднял комиссара на ноги и толкнул в суровые объятия Крампа.

Я перевел внимание на советского капитана, который наблюдал за происходящим с тем, что очень напоминало намек на ироническую улыбку.

— Мне бы не хотелось драки, но если нам придется пробиваться с вашего судна, то прольется очень много крови, — сказал я. Наши пистолет-пулеметы быстро разберутся с его людьми, но всем нам не уйти. А еще внизу были русские с винтовками, которые охраняли экипаж первой шлюпки. — Мое предложение все еще в силе, капитан. Никакой стрельбы, и мы спокойно уйдем. Да, и мы возьмем с собой тело леди Эшворт. Она заслуживает лучших похорон, чем это возможно в России.

Советский капитан взглянул на комиссара, переставшего сопротивляться железной хватке Крампа, а затем на пистолет-пулеметы в руках моей команды. С их устаревшим оружием его люди не могли сравниться с моей бандой беспощадных китайских пиратов и сомалийских негров, и он знал это. Мне пришло в голову, что он, вероятно, воспринял без всякого удовольствия радиограмму от своего начальства в Москве с требованием перехватить британское судно, будучи вооруженным лишь горсткой старых винтовок и злобным мальчиком-комиссаром с револьвером. Ему удалось убедить меня, что его корабль действительно горит. Но мы его переиграли, и он вынужден был признать это. Он кивнул, рявкнул несколько слов по-русски, и его матросы опустили дула винтовок.