Олег Кондратьев - Не гневи морского бога

– Товарищ капитан 3-го ранга! – обратился к нему молоденький старший лейтенант, дежурный по кораблю. – Там, сверху… – Он махнул рукой в сторону рубочного люка, при этом в его голосе явно слышались недоумение и растерянность. – Ну, с причала… от вахтенного…

– Да не томи ты, рожай! – Не выдержал Соловьев, рассерженный, что его оторвали от важных насущных проблем, явно по пустяку какому-нибудь.

– Это… – Старлей наконец собрался с духом и выпалил: – Требуют забрать тело!

– Чего-о-о?

– Я не знаю, – совсем по-детски ответил дежурный.

– Какого тогда хрена ты меня вызываешь?! – Помимо воли, накопившееся Генкино раздражение готово было вот-вот выплеснуться на старшего лейтенанта неуправляемым ором.

– Так они, – опять последовал взмах руки в сторону люка, – это… приказали вас… найти. – И дежурный отчаянно добавил: – И забрать тело!

Повторное требование черт знает кого, из уст молокососа-лейтенанта странным образом успокоило Соловьева.

– Послушай, – уже миролюбиво сказал капитан 3-го ранга, – ты хоть у своего верхнего вахтенного поинтересовался бы, что там происходит. Может, убили кого, а? Ведь тело же. Если надо, то и сам бы наверх быстренько поднялся, разобрался. А уже потом командовал бы штабным офицером.

– Виноват. Я сейчас сбегаю…

– Отставить! Говоришь, меня назвали?

– Так точно: капитан 3-го ранга Соловьев.

Генка хмыкнул и направился к вертикальному трапу наверх. На причале, рядом с лодочным вахтенным, он увидел офицера в портупее с красной повязкой на рукаве «Дежурный по гарнизону». Рядом с ним стояли два матроса с повязками «Патруль».

– Так кто здесь хотел видеть капитана 3-го ранга Соловьева?

Дежурный по гарнизону козырнул:

– Мне приказали доставить сюда вот это и сдать лично вам.

Генка повернул голову в сторону причального кнехта, куда рукой указал дежурный офицер. В надвигающихся сумерках он разглядел лишь очертания какого-то предмета, похожего на мешок. Неожиданно раздался звук, напоминающий хрюканье, и «мешок» завалился набок. Без какой-либо посторонней помощи!

– Ну вот, – дежурный по гарнизону сделал знак рукой, и патрульные ловко водрузили «мешок» на место, – принимайте по описи, товарищ капитан 3-го ранга: две руки, две ноги, голова. Полный комплект. Только не работает.

– Что «не работает»? – машинально поинтересовался Соловьев.

Дежурный усмехнулся:

– Тело. – Он вытащил из кармана смятую бумажку и по слогам зачитал: – Гражданин Ши-ро-ков. Взят патрулем в районе гаражей за 54-м домом. Замечу: уже в таком коматозном состоянии. И доставлен сюда, в ваше полное распоряжение по приказу коменданта. А ему приказал сам заместитель командующего. Я в рубке дежурного их телефонный разговор слышал.

Офицер еще продолжал что-то говорить, а Генка сделал несколько шагов в сторону и наклонился над «мешком». В нос ударил густой и тяжелый сивушный аромат.

«Это что же надо пить, чтобы так воняло? – Ни Royal, ни самый низкопробный корабельный спирт не давали такого амбре. – Разве, что стеклоочиститель».

Впрочем, с началом перестройки в поселке появилось много подобной дряни. Соловьев, преодолевая отвращение, склонился еще ниже, и в куче грязного тряпья, бывшего когда-то приличной одеждой, разглядел нижнюю часть человеческого лица. Глаза и лоб были закрыты длинным козырьком потерявшей всякую форму бейсболки. Генка стянул шапчонку.

Да, без сомнения, это был действительно Широков Михаил Анатольевич, бывший киповец, бывший капитан-лейтенант и нынешний бомж, пожалуй, единственный во всем поселке подводников.

«С какой-то стороны тоже городская достопримечательность», – подумал Соловьев.

Как только эту «достопримечательность» доставить внутрь лодки, если она не подает практически никаких признаков жизни, за исключением убийственных миазмов, исходящих, похоже, изо всех его анатомических отверстий? Генка оглянулся на дежурного по гарнизону и его патрульных и невесело усмехнулся: умный и опытный каплей широким шагом направлялся к выходу с причала. По бокам семенили низкорослые матросики.

С этой стороны помощи не будет. Значит, надо справляться исключительно своими силами.

«Свои силы» выползли наверх в полном составе довольно споро, но без удовольствия.

– Весьма трогательна, Геннадий Петрович, ваша забота о здоровье подчиненных: вызвали наверх глотнуть, так сказать, свежего морского воздушка. Но, позволю спросить, – капитан-лейтенант Прудников глубоко затянулся только что прикуренной сигаретой, – ты всерьез решил, что нам уже нечем внизу заняться? Будем здесь глазки строить и закатами любоваться?!

– Ничего, ничего, – миролюбиво перебил Соловьев, – и озончику глотнёте с фитонцидами, и переключитесь, хоть ненадолго, с высокоинтеллектуальных технических изысканий на реальную физическую работу. – Он кивнул в сторону «мешка». – Будем это вниз сплавлять.

– Тю! Так то ж Куля! – громко возвестил мичман Селезень, низко склонившийся над «мешком». – То есть… э… Широков… э… Михаил, – быстро поправился он и пояснил: – А Куля – це гаражное прозвище, от Кулибина.

Все окружили полулежащего на пирсе человека. К Генке обратился рассудительный Филимонов:

– Я догадываюсь, что Широков должен был по вашему замыслу влиться в нашу рабочую бригаду. Не спорю, он, конечно, отличный специалист в нашем деле. Был. А теперь… Да еще в подобном состоянии. – Филимонов сомнительно и осуждающе покачал головой.

Неожиданно на защиту бывшего офицера встал молчаливый и неразговорчивый Петр Селезень:

– «Был», – передразнил он Анатолия, – да он и теперь… Це ж руки – золотые. А голова! Трошки поправить надо только. Да он один такое может, что нам всем и за год не разгрэбать! – Петро завелся не на шутку. – А ты знаешь, что Ку… Широков, то есть, до сих пор наизусть помнит все электрические и монтажные схемы «Брига», «Октавы», УСБЗ?!

Старый мичман перечислил автоматические системы, обслуживающие ядерный реактор и турбину. Сборники их фотосхем представляли собой увесистые альбомы толщиной сантиметров по десять каждый и размером пол на полметра. Филимонов скептически усмехнулся:

– Я таких людей не встречал. А этот конченый алкаш…

– Шо б ты розумил в чоловике! – Неожиданно оборвал его обычно сдержанный Селезень. – И в настоящем пьянстве! Он… страждет, то есть страдает!

– А вот в этих наблюдениях уважаемого дедушки нашего российского подводного флота есть определенный резон. – Прудников поднял вверх указательный палец и назидательным, «профессорским» голосом процитировал: – «Сон алкоголика короток и тревожен». Так что не переживай, Толя: оклемается он быстро. Ну а остальное – это дело уважаемого начальника. Судя по мне и дедушке, у Геннадия Петровича имеются оч-ч-чень весомые аргументы для каждого из нас.