Олег Кондратьев - Не гневи морского бога

Задумавшийся о чем-то своем Генка наконец встрепенулся:

– Так. Полемику по поводу способов доставки устраивать не будем. Единоначалия в армии еще никто не отменял. А посему… – Он оглянулся на конец трапа, ведущего с пирса на подводную лодку, где стоял вооруженный вахтенный, и обратился к Филимонову: – Видишь, рядом с матросиком спасательный конец висит? Вот это и будет наше главное грузоподъемное, точнее, грузоспускное, средство. И еще четыре пары умелых сильных рук. Обвязываем тело, двое травят сверху, двое направляют в пути, чтоб за трап не зацепился и мимо второго люка из боевой рубки не попал. Ну а потом бережно и ласково принимаем объект уже в центральном посту. Вопросы, предложения? Не имеется! Тогда приступаем.

Процесс оказался трудоемким и небыстрым. Зато состояние практически полного анабиоза, в котором находился объект, неожиданно сослужило свою положительную роль: подвергаемый немилосердным манипуляциям, Широков не дергался, не кричал, не давал ценных указаний и даже не блевал, чем весьма порадовал каплея Филимонова, находившегося внизу и принимавшего измученное алкоголем тело бывшего сослуживца.

Его напарник Прудников, в свою очередь, очень точно оценил состояние незапланированного аврала в стихотворной форме:

Взмокнув, как в бане, выбившись из сил и потратив не менее часа драгоценного времени, они наконец водрузили живой экспонат на жесткое деревянное ложе прямо в киповской лаборатории. Переведя дух, Володька Прудников вопросительно глянул на Соловьева:

– Гражданин начальник, может, нам того… с устатку… исключительно для поддержания колоссально растраченной унутренней энергии… в целях молниеносного оздоровления физически и психологически расшатавшихся организмов…

– Ох, Володя, как только тебя в Оленегубской комендатуре терпят! Сказал бы коротко: плесните шила. Думаю, что для нас всех это будет сейчас весьма актуально. Тьфу! Вот и я словесным поносом мгновенно заразился! Эй, хозяин! – обратился Генка к Филимонову. – Обслужи-ка страждущих и нуждающихся. Тьфу еще раз!

Анатолий мгновенно вытащил из шкафа со служебной документацией четыре разнокалиберные чашки и трехлитровую стеклянную банку со спиртом. Соловьев укоризненно покачал головой:

– В мое время у киповцев аккуратные стопарики имелись и металлическая канистра под размер «дипломата». Не дай бог, стекляшка разобьется! Ладно, закончим успешно стрельбы, и я лично презентую тебе соответствующий походный набор.

Пока шило аккуратно разливали по емкостям, Филимонов принес из ближайшего гальюна холодной воды.

– Вот только с закуской… извините…

– Ладно-ладно, не тушуйся, мы ж тут не пьянствовать собрались. Вот, помню, у нас в комендатуре…

Рассказать до конца, безусловно, занимательную историю Прудникову не удалось. Одновременно с последним бульком благословенной жидкости в последнюю, четвертую, чашку с деревянного топчана раздался поразительно трезвый голос:

– Мне, пожалуйста, шила на два пальца. И разводить не надо. Будьте так любезны.

От неожиданности у Филимонова едва чашка из рук не выпала, а Селезень поперхнулся первым глотком.

– С прибытием! – весело отреагировал неунывающий Прудников. – Вы, милорд, лежа изволите употребить или к обществу присоединитесь?

– Нет-нет, не беспокойтесь, я тут, в закуточке. Ой, какая обстановка-то вокруг знакомая! Где-то я определенно такое уже наблюдал. Наверно, в другой жизни.

Ошеломленный не меньше других Генка неуверенно кашлянул, но быстро собрался, обвел взглядом своих товарищей, отметил недоумение и неприязнь Филимонова, утвердительные кивки головой Прудниковым, тревожное ожидание в глубоко спрятавшихся под кустистыми седеющими бровями глазах мичмана Селезня и уже решительно и строго, но абсолютно спокойно и доброжелательно поинтересовался:

– А тебе, каплей, это не помешает… сосредоточиться на предстоящей работе?

– И вам здравия желаю, товарищ капитан 3-го ранга! А допинг только ускорит мое проникновение в глубинную суть вещей. – Последовала секундная пауза и скрип настила. – Ой! Похоже, что мною только что выстрелили из торпедного аппарата.

Селезень облегченно улыбнулся, заметив, как Генка рукой сделал распорядительный жест Филимонову. Тот быстро огляделся, вытряхнул из деревянной вазочки на лабораторном столе несколько обгрызенных карандашей и шариковых ручек, ловко плеснул в нее граммов пятьдесят спирта из банки и протянул, не глядя, за занавеску.

В полнейшей пятисекундной тишине послышались только два резких негромких выдоха, и на свет показалась грязная рука с обломанными ногтями, держащая вверх дном расписную вазочку.

– Так. – Соловьев был предельно собран. – Быстренько опустошайте свои чашки и выматывайтесь по рабочим местам. У нас с Широковым будет короткий, непростой и конфиденциальный разговор.

Такую сумасшедшую карусель, которая на двенадцать дней закрутилась на 413-й, Генка не видел на протяжении всей своей пестрой военно-морской службы. «Ударная группа Соловьева» была, хоть и весомым, но только одним из узлов запущенной машины. Но ведь и она по численности втрое превосходила предусмотренный штатным корабельным расписанием состав! Что же тогда говорить обо всех других? Флагманские специалисты дивизии и флотилии расстарались по максимуму. Изо всех экипажей были выдернуты мало-мальски грамотные офицеры, мичманы и матросы и брошены на помощь 413-й. Всем рабочим рукам находилось применение.

Третья флотилия атомных подводных ракетоносцев коллективными усилиями рожала конфетку.

Правда, один из возможных итогов такой непредсказуемой гинекологической акции с присущей ему наблюдательностью прокомментировал вездесущий и неунывающий капитан-лейтенант Прудников:

– Хреновые конфетки выходят из говна!

Но разве можно было заподозрить его в банальном злопыхательстве или неразумном предвидении, если сам Володька день и ночь вкалывал в поте лица над благополучным разрешением этих уникальных родов.

А стрельбы-то предстояли вовсе не простые. В последний момент выяснилось, что Москва желает лицезреть не какой-то там элементарный запуск единственной болванки, пусть и баллистической, а по-настоящему устрашающий залп как минимум четырех ракет!

В общем-то, ничего необычного в этой процедуре не было. На практике, еще в самом конце 1969 года на аналогичной субмарине сумели осуществить восьмиракетный залп! Однако залповая стрельба все равно оставалась сложнейшим маневром и тяжелым испытанием для всего экипажа и самого ракетоносца.