Константин Бадигин - Секрет государственной важности

В опустевшем порту из воды торчат мачты и трубы затопленного миноносца «Инженер Анастасов».

Сегодня весь Владивосток на улице. С Полтавской на Светланку вливается еще один приток торжествующей людской реки: на руках несут освобожденных из застенков контрразведки.

Люди кричат, смеются, обнимаются.

— Поздравляю, мы опять русские, — говорят друг другу. — Как вам нравится русский город Владивосток?!

Вот и командир батальона Павелихин шагает рядом со своим комиссаром. За батальоном — партизаны. С гранатами у пояса печатает шаг рыжий Прибытков. Фельдфебеля Тропарева ради победы решили помиловать. Он вошел в город кашеваром при походной кухне.

В бухте тем временем показался еще один пароход. На форштевне деревянная нагая женщина с распущенными золотыми волосами. Он медленно подходит к широкому молу. Это «Синий тюлень». На бетонный причал полетели бросательные концы. Швартовые тросы прочно надеты на кнехты. Капитан Обухов, заметив торжество на Светланке, нажал на ручку, и бархатный, низкий гудок присоединяется к победным голосам флота.

С улицы доносится:

Спущен парадный трап. На борт «Синего тюленя» поднимается коренастый человек со шрамом, рассекающим бровь, — Василий Руденко.

С ним товарищ Андрей, в русской рубахе, веселый, разговорчивый. Каштановые седеющие волосы аккуратно приглажены на стороны. На палубу парохода устремляются родственники моряков.

— Как услышала ваш гудок, — запыхавшись, говорит Надя Обухова, — так прямо в порт побежала. Как я соскучилась по тебе, дурачок мой.

Валентин Петрович только счастливо улыбается. Стоят рядом два друга-товарища, Виктор Никитин и Сергей Ломов. Их, кажется, никто не встречает, но они не унывают и негромко напевают: «Я родня океану, он старший мне брат. ..»

— Значит, все в порядке? — спросил у Репнина товарищ Андрей. — Не удалось карателям расправиться с вами!

— Мы с ними расправились, — усмехнулся Степан Федорович. — У капитана Гроссе не вышло пароходом командовать. Привезли арестантом, судить будем.

— А что не видно Федора Великанова? Где он? — спросил Руденко.

— Ранен, едва отходили. Во все драки рвался, — сказал Репнин, и так, что не поймешь, досадует он или гордится. — Еще не встает с постели… Замечательный юноша! «Сквозь бурные дни, сквозь огонь и кровь пронес он чистое сердце». Я не помню, кто и когда сказал это, — добавил Степан Федорович дрогнувшим голосом, — но к Феде очень подходит.

— Главное — Великанов сумел найти дорогу к человеческим сердцам, — сказал товарищ Андрей. — А, признаться, я боялся, думал — не выдюжит. Не так ведь просто хотя бы на время остаться одному-то. Пойдемте к нему, порадуем. Великанов будет представлен к награде… Кто это? — шепотом спросил он, показывая глазами.

Подошла совсем еще не старая женщина в черной шубке, ужасно похожая на Федю Великанова.

— Это мать, — так же тихо ответил Репнин. — Катерина Анисимовна, Катюша!..

Женщина шла не оборачиваясь. Но вот она пошатнулась… Репнин бросился, успел подхватить. Они вместе вошли в каюту.

Федя лежал на капитанской просторной койке, лицо еще бескровное, но спокойное и, кажется, даже с чуть заметной улыбкой. Он спал. Рядом сидела девушка, оберегавшая его покой.

— Танечка, — выдохнула мать, протягивая руки. — Ты спасла его… — Она обняла девушку и заплакала.

— Не станем тревожить. Пусть скорее выздоравливает, — сказал товарищам Андрей, приглаживая и так гладкие волосы. — А что касается награды, то я вижу… — он улыбнулся, — я вижу, он уже награжден.

Из стихотворения Виталия Кручины.