Константин Бадигин - Секрет государственной важности

— Вы ошибаетесь, господин Муренский, — сказал товарищ Андрей. — У меня вполне добропорядочные документы. — И он показал промышленнику китайский и русский паспорта харбинского жителя и удостоверение, что владелец сего, Щукин И. А., является доверенным лицом Русско-Азиатской компании, направленным в город Владивосток для ревизии местной конторы.

Муренский прочитал все это, вернул и сказал:

— Отлично сделано. Но я смею предположить, что управляющий компании не подозревает о своей услуге русской революции. Ая, — бескровные губы промышленника тронула быстрая кривая усмешка, — я благодаря вам знаю, но… но я не хочу иметь неприятности от тех, кто завтра придет к власти.

В твиндеке «Синего тюленя», где прежде жили солдаты, партизаны судили японского офицера и американского проповедника.

После подробного разбора всех обстоятельств за попытку убить Федю Великанова обоих обвиняемых приговорили к смертной казни.

Тадзима и Фостер стояли бледные, будто осыпанные мукой.

Потом комиссар отряда Степан Репнин сказал:

— Вы заслужили пулю, но мы не хотим марать о вас руки. Командир решил вас помиловать. Капитан спустит шлюпку, даст на десять суток продовольствия, компас, и валите на восток. Можете на Сахалин, пока там японская власть. А не хотите… — с угрозой добавил он.

— Спасибо, спасибо, господин комиссар, — часто закланялся японец, — мы оцень хотим, посадите нас в шлюпку.

Казалось, он еще не верил, что отделался так легко.

— Послушай-ка, ваше японское благородие, — неожиданно подошел к нему один из партизан, Никифор Телятьев, — не тебя ли я видел в калмыковском вагоне смерти, когда мне нос раскрашивали, а? — Телятьев бесцеремонно стал разглядывать капитана Тадзиму. — Точно, он… Что, не упомнишь, как мне молотком нос… а потом кожу с него скоблили?..

Японец испуганно взглянул на изуродованное лицо партизана и ничего не ответил.

— Меня тогда за мертвого посчитали, — продолжал Телятьев, — с поезда сбросили, а я живой остался… Гады, — вдруг крикнул он, вынимая наган, — всю жизню мне спортили!

— Я не трогал ваш нос, — посерел Тадзима, — я только смотрел… Ваш русский нос ломал русский офицер…

И не быть японцу живому, если бы не комиссар. Степан Федорович бросился к Никифору и успел отвести его руку.

Прогремел выстрел. С подволока полетели щепки и куски старой краски. Партизаны отняли у Телятьева наган.

Американец сегодня был совершенно трезв. Его мясистые руки тряслись больше, чем всегда.

— Я осуждаю японскую методу, — сказал Фостер. — Я служил у генерала Гревса и знаю, что японцы одобряли атамана Калмыкова, атамана Семенова, генерала Иванова-Ринова. О-о, это палачи! Генерал Гревс был всегда либералом, американцы никогда…

— Господин Фостер, — вежливо перебил его Репнин, — находясь на нашей земле незваными, американцы делали возможным любое насилие со стороны белых. Теперь наш народ знает это… Вы, кажется, хотите еще что-то сказать?

— Да, — покосился на японца Фостер. — Я бы не желал оставаться вместе с капитаном Тадзима. Прошу дать мне отдельную лодку.

— К сожалению, у нас и так не хватает шлюпок, — ответил Обухов, — обойдетесь.

Репнин отвернулся, скрывая улыбку.

Матросы с веселыми шутками мигом подали шлюпку на воду, загрузили водой и харчами. Помогли иностранцам вынести чемоданы.

Японец придирчиво осматривал маленький компасик. Покачав головой, он попросил у Обухова разрешения сверить его с главным компасом на верхнем мостике. Потом обернулся к Фостеру.

— Не бойтесь, господин майор, — уязвленный проповедником, Тадзима жестко подчеркнул слово «майор», — я вас благополучно доставлю на Сахалин. Это недалеко. Ваша меховая фирма не осиротеет. По счастливой случайности, я хорошо знаю морское дело. Попрошу вас, господин комиссар, дать нам парус, так будет надежнее… Вы когда-нибудь занимались гребным спортом, майор?

По штормтрапу они сошли в шлюпку. Японец приладил поудобнее компас и оттолкнулся руками от борта парохода.

— Попутного ветра, — насмешливо кричали партизаны, — прощевайте!

— Если поймаем еще — пощады не будет, — прибавил вдогонку Телятьев.

Ответа не последовало. Шлюпка скрылась в тумане.

— Разделались… Баба с воза — кобыле легче, — мрачно заключил Обухов.

Наступил вечер, и Валентин Петрович, как обычно, думал о жене и переживал приступ ревности. Поистине он был жертвой своего воображения.

Впрочем, не надо судить очень строго все мысли близких людей в разлуке. А в семьях моряков вся жизнь проходит в разлуках и встречах. Нужно хорошо узнать друг друга, чтобы научиться верить и ждать. А Обухов еще не имел возможности на себе проверить: если молодая жена не дождется своего моряка — нечего о ней и жалеть, это не подруга жизни. А если любит — будет ждать, за сколько бы тысяч миль он ни плавал. И моряк на любых широтах останется верен ей — его единственной в мире…

Степан Федорович пошел к командиру. Барышников с компрессом на вспухшей ноге лежал в капитанской спальне и ругал неудобные морские лестницы. Он вывихнул ногу, поскользнувшись на трапе. Об участии в ночной вылазке не могло быть и речи.

План береговой операции Репнина против карателей командир утвердил. Терять удобный момент нельзя.

Ночь смешалась с туманом. На «Синем тюлене» вахтенные матросы отбивали рынду.

Около трех часов утра партизаны высаживались на берегу лагуны. В серой мгле слышались приглушенные голоса и легкий стук складываемых по бортам весел.

— Не шуметь! — передали по цепочке приказ Репнина, командира десанта.

Берегом шли молча, под ногами с легким шелестом осыпалась галька… Вот и избушка, построенная когда-то руками Намунки…

— Руки верх! Сдавайся!

Партизаны ворвались в темную избу, осветив горницу керосиновым фонарем. Кочегары, машинисты, второй механик вскочили с постелей и, полусонные, недоуменно подняли руки.

Но тут обе стороны узнали друг друга.

— Своих, черти, пугаете, — ворчал кочегар Варламов. — Вам солдат надо? Будь оружие, мы бы с ними сами расправились. Давайте винтовки и берите нас с собой. Все согласны? — Он оглянулся на товарищей.

— Согласны, — дружно подтвердили моряки.

— А где солдаты? — спросил Степан Федорович.

— К дому лесничего переселились, вместе с начальством, вверх по реке… шесть палаток поставили.

Второй механик Герасимов, большой мастер рисовать, вытащил из-под подушки альбом и быстро изобразил морской берег, реку, дом и палатки. Выходило, что они стояли одна за другой ниже домика по течению реки. Расстояние между палатками — полсотни шагов.

— Молодец, — похвалил Степан Федорович, — рука у тебя точная.