Константин Бадигин - Секрет государственной важности

По стенам шли глиняные каны, похожие на русские лежанки. Внутри них для тепла проложены дымоходы. К левой лежанке примыкала печь с вмазанным в нее чугунным котлом. На жердях под крышей висели сухие початки кукурузы, охвостья от связок чеснока, ссохшаяся оленья шкура.

Веретягина с отвращением сбросила с лежанки какие-то лохмотья и повалилась на нее, теряя сознание от усталости.

— Я не уйду отсюда три дня, — пролепетала она. — Натопи печь.

Тропарев принес хворосту, зажег печь. Нарубил свежих еловых веток и, приподняв Лидию Сергеевну, застлал каны душистой хвоей.

Котомки солдат и старика ороча внес в дом и теперь перебирал их содержимое.

Искатель женьшеня носил с собой целое богатство. В его котомке хранились моток тонких сыромятных ремней, запасные унты, пустая консервная банка, шило с костяной ручкой, пучок сухой травы, когти медведя, маньчжурский табак и две трубки. На самом дне — твердые, как камень, сухари и самодельный деревянный божок, завернутый в тряпку.

Кожаные унты фельдфебель отложил для Веретягиной. «Ей как раз впору, — думал он, — у орочей маленькие ноги».

Тропарев посмотрел на ивовые лапти на ногах женщины. В первый же день бегства он сплел для нее их вместо туфель на тонких каблуках.

И в солдатских котомках нашлось немало полезного. У каждого — по сотне патронов и по две смены чистого белья. Эта находка очень обрадовала фельдфебеля, а то он посмотрел как-то на свою рубашку, а по ней неприятности ползают… У Веточкина оказалась почти новая гимнастерка. В котомках были также охотничьи ножи, иголки, нитки, холщовые портянки, мыло и сушеная рыба. На мозольный инструмент Афанасий Иванович взглянул довольно равнодушно.

Теперь Тропарев не боялся за будущее. Даже отличный топор нашелся. «Нет ничего лучше, — взвесил он его в своих огромных ручищах. — Воевал русский мужик топором, и дома строил, и корабли… С таким инструментом против любого зверя не страшно».

В фанзе фельдфебель сразу заметил берестяные коробки, по таежному обычаю оставленные для случайного путника; в них соль, рис, кирпичный чай и табак. Берестянки висели на ремешках под крышей. Он мысленно поблагодарил кого-то заботливого. Но кто хозяин этого домика? Только не ороч. Нет медвежьих черепов, торчащих на шесте или на суку. Да и огород орочи не держат. Одно было ясно — фанза принадлежала искателю женьшеня: об этом говорили валявшиеся повсюду костяные палочки, которыми выкапывают из земли чудодейственные корни, и множество пустых коробочек разных размеров.

«Ишь ты, тары сколь наготовил», — думал Тропарев, роясь по углам фанзы.

Потом Афанасию Ивановичу пришла иная мысль: «Почему я вынес из лагеря эту женщину? — спросил он себя. — Пожалел, что попадет в руки партизан? Или жену себе искал?»

Сейчас он, пожалуй, раскаивался в своем поступке. По природе он был добродушен и уживчив, но и ему все больше претили высокомерный тон и странные речи сестры милосердия — генеральши. «Чужая баба, — думал он, — тронутая. Бог с ней…»

Путешествие по тайге пошло в некотором роде на пользу Лидии Сергеевне. Истерические припадки как рукой сняло. Однажды она попробовала закатить глаза и упасть в обморок, но Афанасий Иванович ткнул ей пальцем под ребро, да так, что она сразу пришла в себя и больше не пыталась фокусничать. Перестала она и декламировать про покойников. Тропарев этого не любил.

Недавно Лидия Сергеевна призналась ему, что родилась поповной, это расположило к ней бывшего священника. Потом он вспомнил свою попадью, тихую, добрую женщину, и шумно вздохнул: «Ах, почему эта не такая, как моя любезная покойница!» — подумал Тропарев.

Когда лососиное жаркое и чай были готовы, Афанасия Иванович разбудил Веретягину.

— Зеркало бы, — жалобно сказала Лидия Сергеевна.

— Обойдешься, и так хороша. — Тропарев покосился на ее изъеденное мошкарой лицо.

Прежде всего Веретягина закурила. Она жадно глотала трубочный дым. Грубый самодельный табак ел Афанасию Ивановичу глаза. Он терпеть не мог табачного дыма, это у него осталось еще от родительских заветов. Но приходилось терпеть.

— Потрясающая картина, — стала вспоминать Веретягина, размачивая сухарь в кипятке. — Сначала двое убивают одного, потом приходит еще один и убивает тех двух… Что они отнимали друг у друга, эти дикари? Березовую кору?

— Целебный корень женьшень, — ответил Тропарев.

— Ах, слышала. Женьшень! Он излечивает стариков, делает их снова молодыми, — несколько игриво сказала Лидия Сергеевна. — Этот старик хотел омолодиться?

— Нет, он хотел продать корень. Целое лето бродил по тайге, жил в холоде и в голоде, а когда богатство было в руках…

— Богатство? Сколько он стоит, этот корень?

Тропарев подумал.

— Я слышал, что, бывало, за один корень во Владивостоке платили тысячу рублей золотом.

— Но как хунхузы смеют так разбойничать у нас? — Веретягина изящно почесала грязным пальцем спутавшиеся волосы.

— А кто им, хунхузам, запретит в тайге-то? Много развелось охотников на чужинки. При царях не могли унять, а сейчас и подавно.

— И все из-за женьшеня? — Лидия Сергеевна выколотила и тут же снова набила трубку.

— Не только. Табачница, здоровье беречь надобно, — посмотрел на нее Тропарев. — В тайге богатства много. Весной панты изюбриные, готом корень этот. А кто и золотишко роет… Зимой соболь… шкурка две-три сотни стоит, это уже самое маленькое, а китайский купец ее за коробок спичек берет. Орочи, гольди, удэхеи — все у них в долгу. Наши русские купцы тоже охулки на руку не положат. Однако детишек и жен за долги не берут и людей живьем в землю не закапывают. Посмотри-ка, Лидия Сергеевна, не клещ ли у меня? — Он тоже поскреб за воротом. — Тут их пропасть, в лесу.

— Ну, знаешь… — скривилась Веретягина. — Живого в землю! Как интересно! — У нее плотоядно сузились глаза. — Ты видел, как их закапывают? Наверно, они кричат… Живое тело едят могильные черви…

Фельдфебель многозначительно крякнул. Лидия Сергеевна прикусила язык.

— В тайге свой закон: человек человеку волк, — наставлял ее Тропарев. — Дед мой всю жизнь соболевал, так он говаривал: «Если в тайге увидишь человека, прячься и ружье проверь». Правда, и по-иному живут люди. Рис, чай, табак оставил ведь нам кто-то…

Но Лидия Сергеевна думала уже о другом. Она вспомнила о богатстве на борту «Синего тюленя». Несколько раз испытующе смерив глазами фельдфебеля, она наконец решила поделиться с ним тайной.

— Афанасий, — пропела она, — мы теперь вроде как муж и жена. Я решила открыть тебе большой секрет. Мы можем разбогатеть. В наших руках миллионы рублей. Без них я бы не вынесла этих мытарств, это звон миллионов несет меня вперед. Ноги подкашиваются, а я иду.