Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

В это время послышался голос Флинта, прозвучавший подобно туманному горну.

— Ещё один, и я потоплю ваше проклятое судёнышко вместе со всей командой и скарбом! — разъярённо кричал он, размахивая подзорной трубой. Флинт всегда приходил в ярость, когда погибали моряки.

Никто и не сомневался, что он говорит серьёзно.

— Ну-ка, мигом давайте этих мерзавцев сюда, — крикнул он своим морякам.

Услышав голос капитана, матросы пришли в себя, а что им ещё оставалось? Меня, Хендса и Джека немедленно переправили на пиратский корабль, а там потащили на ют, чтобы представить пред очами пирата, имя которого по-прежнему было неизвестно.

Мы шли в сопровождении матроса, который всячески старался нас запугать. Он клялся, что лучше бы нам было гореть в адском пламени, чем попасть под руку их разгневанному капитану. Он желал нам приятного путешествия в мир иной и надеялся, что сам окажется в числе тех избранных, кто будет иметь удовольствие пытками прикончить нас. Никогда не думал, что смогу запросто убивать добрых людей, сказал он.

Я дал ему возможность выговориться, но запомнил его. Однако это были пустые хлопоты. Ибо когда мы ступили на ют и капитан уже мог нас слышать, этот злорадный матрос произнёс свои последние слова:

— Капитан Флинт сдерёт с вас шкуру живьём, — сказал он.

Какое-то мгновение я думал, что он нисколько не преувеличил, ибо сразу после этих слов капитан, имя которого наконец было названо, издал жуткий вопль, выхватил тесак и кинулся нам навстречу. Джек, идиот такой, бросился наперерез, чтобы защитить меня, приняв удар на себя. Но не успел. Тесак с дикой силой опустился на запугивавшего нас матроса, и тот тут же испустил дух.

— Проклятый негодяй, — закричал Флинт, пнув обмякшее тело нашего сопровождающего, в то время как другие, сбитые с толку, кинулись к нему.

На палубе образовалось небольшое столпотворение. Флинт заморгал, а потом провёл рукой по лбу, как бы проснувшись от кошмарного сна. Сначала он посмотрел вниз на покойника, а потом вверх, на остальных.

— Сожалею, — сказал он с печалью в голосе, и, судя по всему, это было искренне, — но сколько раз мне надо объяснять, что нельзя называть никаких имён, если их могут услышать чужаки! Неужели настолько трудно вбить себе в свои тупые головы, что наш корабль и его экипаж должны оставаться безымянными, если вы хотите жить? Сколько человек я должен убить прежде, чем до вас дойдёт, что нас, чёрт меня подери, могут схватить лишь потому, что некоторые не умеют держать рот на замке? А теперь катитесь ко всем чертям! Но это судно — наша добыча — должно быть выпотрошено и затоплено!

Люди рассыпались в разные стороны, будто под ударами хлыста.

— Ну а вы, господа, — сказал Флинт, обращаясь к нам, — кто вы такие, тысяча чертей? Как вы посмели убивать моих людей после того, как сами спустили флаг?

— Мы из того же теста, что и вы, — ответил я к вящему удивлению Флинта.

Я рассказал, кто мы, чего мы хотим и почему. Объяснил также, что двенадцать негров пойдут ради меня на смерть, к тому же совершенно добровольно, если он попробует избавиться от меня, а потом взять остальных к себе в команду.

— Джон Сильвер, — задумчиво повторил Флинт. — Я слышал о вас. Неприятное знакомство, говорят.

— Это целиком и полностью зависит от того, как поведут себя другие, сэр. Я могу также быть хорошим корабельным товарищем. И тому есть свидетельства.

— А как бы сделать так, чтобы больше проявилась эта сторона вашего характера?

— Не предпринимать ничего мне во вред. И в особенности за моей спиной.

— Как те двое, которых вы пришибли?

— Примерно так.

— Ладно, Сильвер. Добро пожаловать на борт.

— Если совет этого захочет, — добавил я.

— Ах да, — сказал Флинт, — я и забыл. Ведь вы человек команды, квартирмейстер, который говорит от имени экипажа перед Богом, чёртом и всеми капитанами нашей планеты.

— Нет, только не перед Богом, сэр. С Богом мы не на дружеской ноге.

— Могу представить! — сказал Флинт, усмехнувшись.

Флинт редко смеялся. Это было не в его стиле. В сущности он был печальным грустным типом.

— Ради вас я созову совет, — сказал он. — Люди всегда жаждут высказать своё мнение. Но вы, Сильвер, должны запомнить одно. У меня есть собственные принципы и правила. И преступить их можно только через мой труп. Усвойте это.

— И каковы же эти правила и принципы, разрешите спросить?

— Никто не имеет права рисковать безопасностью корабля и его личного состава. Нельзя из-за тщеславия или по глупости повторять ошибки других пиратов. Мы последние, Сильвер, и мы, чёрт меня подери, должны быть в форме, должны сохранить свои жизни, дабы внушать страх всем купцам, судовладельцам и капитанам. Прекратить морскую торговлю навсегда — вот моя цель. Прекратить использование добрых моряков не по назначению, вот для чего я здесь нахожусь, Сильвер.

— А трофеи? — спросил я. — Добыча, деньги, золото?

— И из-за них тоже. Ибо здесь — самая уязвимая точка торговцев. И удары в эту точку — самые болезненные.

Флинт пристально посмотрел на меня, дабы выяснить, какое впечатление произвели на меня его слова. Я не дал ему возможности что-либо заметить, это ясно, но я не ожидал, что у Флинта могут быть какие-то принципы. Конечно, были и другие капитаны пиратских судов, делавшие вид, что они выходят в море ради добрых дел. Я не говорю о капитане Миссоне, который был чистой выдумкой господина Дефо, принимавшего желаемое за действительное. Но и Робертс и Дэвис полагали, что право и Бог на их стороне. Когда Робертс обращался с выспренней речью к губернаторам или экипажу, он ссылался на высокие принципы. Он выступал против несвободы как на море, так и на суше, он даже имел наглость предложить священнику место на корабле, но в этом вопросе пираты на совете благоразумно не поддержали его и проголосовали против. Флинт не был мыслителем, вроде Робертса или Дэвиса. Флинт вообще, скажу я вам, если вы спросите, вряд ли умел думать, но он был предан делу. Пытаться что-то втолковать ему — напрасный труд. Нет, с Флинтом надо обращаться, как с музыкальным инструментом, то есть на нём надо уметь играть, если вы хотите чего-то достичь в разговоре с ним. Но это нелегко, ибо он плохо сработан и переменчив в настроении, подобно погоде и ветру. И подумать только, этот кровожадный злодей всё же стремится к чему-то хорошему, имеет свою цель и своё мнение и оберегает жизнь моряков!

Ну так по мне — пускай придерживается своих принципов.

— Я твой человек, — сказал я ему.

Больше слов и не надо было. Мы получили свои сундуки и принайтовили их среди других в свободном углу нижней палубы. Всюду толпился народ, и это неудивительно, ибо в команде Флинта было около ста тридцати человек. Треть команды всё ещё спала в своих подвесных койках. Вся команда не могла спать одновременно, поскольку подвесных коек хватало только на третью часть людей.