Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

Один за другим мы выходили вперёд и наносили свою порцию плёточных ударов и слышали, как рабыня кричала, пока наконец не потеряла сознание. К тому времени, когда моя плётка просвистела в пятый раз, спина рабыни стала сплошным кровавым месивом. Я молился Богу, если он существует, чтобы кто-нибудь сумел потом приготовить животворную мазь, подобную той, что готовила она сама.

Разумеется, мне не нравилось там, куда меня прибило. Прежде всего я начал заискивать перед главным священником, который, по сравнению с другими, был немного человечнее. Например, он понял, что у меня есть некие способности к языкам и я могу разборчиво написать любой текст. Прислуживать в доме я так и не стал, но иногда он забирал меня с плантации сделать с чего-либо копию или переписать что-нибудь набело. До сих пор помню письмо новообращённого раба, где он благодарил миссию за спасение, моля прощения за то, что не может написать это письмо сам. И неудивительно, ведь у него не было ни рук, ни ног. Их ему отрубили за попытку сбежать.

Да, вот какие бывают дураки!

Первое, что пришло мне в голову, — взять оружие, украсть какое-нибудь судно и удрать с плантаций. Хотя мне стали давать разные поручения, ехать за пополнением запасов всегда посылали какого-нибудь негра, и тот получал бумагу с правом передвижения по острову. Надо отдать должное святым отцам — их не так легко было провести, как можно было ожидать, — по отношению к рабам, подобным мне, они всегда были очень бдительны.

Оставалось лишь положиться на Провидение, то есть на самого себя. Я снова начал ворошить тлеющий жар злобной ненависти туземцев, тыкал их раскалённой кочергой, и они прямо-таки заполыхали ярким пламенем. Я обещал им, как принято в подобных случаях, золото и райские кущи, и через две недели оставалось только высечь маленькую искру, что я и сделал в буквальном смысле этого слова, подпалив дом священников.

Пока ополоумевшие рабы Божьи носились, позабыв про все молитвы, я забрал из часовни оружие. Три пистолета я взял себе, а остальное раздал чернокожим. Правда, толку было мало, потому что большинство из них не знали, как перезарядить пистолет. Чтобы оживить спектакль и воодушевить участников, я метким выстрелом уложил одного священника. Кого именно, не знаю, перед лицом вечности это не имеет большого значения. Но сработало: другие священнослужители прекратили тушить пожар и бросились к часовне, только пятки засверкали.

Мы услышали душераздирающие вопли — священники обнаружили, что всё оружие из часовни исчезло. Затем наступила тишина — видно, они раздумывали над тем, как Бог вызволит их из этой беды. Дом священников горел уже весь, бросая отблески огня на часовню. Я приказал своим подопечным стрелять, коли кто-то из слуг Божьих высунется из часовни, пока я обойду её сзади и посмотрю, что можно предпринять. Если же что-то пойдёт не так, добавил я, пусть дают дёру, потому что теперь их наверняка повесят. Хотя вы можете свалить всё на меня, предложил я. Но негры об этом и слышать не хотели, заявив, что лучше пустятся в бега.

Я попрощался с ними не без торжественности в голосе — мало ли что, вдруг не придётся вновь увидеться, — и стал красться к часовне. Заглянув в маленькое оконце на задней стороне часовни, я увидел, что один из священников стоит на коленях и, на всякий случай, молится, а другие держат совет. Хольта, видно, обязали сходить за подмогой — он направился было к выходу, осторожно открыл дверь, и тут же раздались три выстрела, пули врезались в стену. Хольт захлопнул дверь с громким стуком. Было видно, что он до смерти напуган. Теперь, без кнута в руках и без поддержки Господа, от его спеси не осталось и следа.

— Мы пропали! — кричал он. — Нам не выбраться отсюда и не получить помощь.

Вы и вправду пропали, подумал я. Они были, как крысы в мышеловке, — из часовни имелся только один выход.

— Эй вы, там, внутри! — заорал я, и от моего крика все они, даже те, кто молились, так и подпрыгнули. — Это я, Джон Сильвер.

Кого-кого, а Хольта моё имя успокоить не могло.

— Я сбежал от этих проклятых черномазых, — сказал я. — Они вбили себе в голову, что застрелят каждого белого, кто высунет свой нос. Я могу привести подмогу.

— Ты? — спросил Мартин.

— Я. На берегу никого нет. Негры с оружием наготове залегли у входа в часовню. Они глупы, как пробки, не понимают, что могли бы перестрелять вас всех через эти окошки, и ждут, пока вы выйдете. Мне ничего не стоит пробраться мимо них, уж поверьте. Дайте только бумагу, чтобы я мог свободно передвигаться по острову, чтобы мне доверяли, и я помчусь за подмогой со всех ног, не будь я Джон Сильвер.

Ясное дело, Мартин и его собратья колебались, а тут ещё Хольт пробормотал что-то не слишком лестное на мой счёт.

— Поторапливайтесь! — твёрдо потребовал я. — У вас нет целой ночи на раздумье, если хотите дожить до рассвета!

Уже потом мне пришло в голову, что это, наверно, был не лучший довод, чтобы убедить таких, как они, ведь им было обеспечено надёжное будущее на небесах. Тем не менее Мартин нацарапал на бумаге желанные слова.

— Помоги нам, Сильвер, и мы будем вечно тебе благодарны. Мы все будем за тебя молиться.

— Начинайте! — ответил я радостно, схватив бумагу. — Замолвите за меня словечко на небесах. Это никогда не повредит. А теперь я побежал. Вы, братья, в надёжных руках.

Я отошёл от окна, но я ещё не сделал всё, что хотел. Подождав минутку, я опять прокрался к окошку и увидел, что они все стоят на коленях и молятся о спасении своей жизни. Я прицелился, выстрелил Хольту в голову и ушёл прочь, слыша за собой крики ужаса и выстрелы, — это наугад стреляли чернокожие.

Наконец-то я могу быть доволен собой, подумал я, когда эти звуки стихли. Не потому, что я избавил мир от Хольта, я не настолько глуп, ибо всегда найдутся другие, желающие занять его место, точно так же, как всегда на смену мёртвому капитану чёртовой Божьей милостью, не успеешь глазом моргнуть, приходит другой. И не потому, что Хольт благодаря мне получил по заслугам за все свои удары кнутом. Кто знает, может быть, его уже взяли на небеса, и тогда чего стоит это моё наказание? И не потому, что священники из-за меня проведут бессонную ночь и, несмотря ни на что, не будут считать черномазых глупыми, как пробки. Нет, если я и был рад, то потому, что мне удалось их всех провести, и негров, и священников, и извлечь из этого пользу для себя: я опять свободен, впервые почти за год.

Завладев бумагой, которая давала мне право на передвижение, я, не торопясь, поспешил в тёплой звёздной ночи, наполненной спокойным стрекотом цикад и чертовски раздражающим жужжанием гнуса и москитов, к Шарлотте-Амалии. [19] Город на острове Сент-Томас (административный центр Виргинских островов). Было ещё темно, хоть глаз выколи, когда я дошёл до берега и без затруднений прошёл мимо стражи в форт. Там у причала была пришвартована лодка, принадлежавшая ка кому-то торговому судну, стоявшему на рейде. Я забрал её и, ориентируясь по якорным огням судов, смог незаметно выйти из бухты и взял курс на восток.