Святослав Пелишенко - Хождение за два-три моря

Кто-то выбил у меня изо рта папиросу. Грот и бизань оглушительно щелкнули, вытянулись параллельно ветру и задрожали, заревели на низком тоне. Мотор, кажется, заглох: я его не слышал. Яхта стояла на месте, а штурвал, судорожно дергаясь, вырывался из рук.

— Данилыч!! Руль заклинило!! — заорал я, сам себя не расслышал и переспросил: — Что-что?..

— Иии… вееедись… ветруууу… — смутно долетело с носа.

— Нее… огуу!!! — завопил я, с трудом раскрывая рот, который тут же забивало плотным воздухом. В ответ выла и визжала ополоумевшая тьма. В этой какофонии выделялись размеренные деловитые залпы: производил их стаксель, перелетая с борта на борт. На нем зависели Данилыч с Сергеем. Их лица с разинутыми в неслышном крике ртами то апоплексически багровели в свете красного ходового огня, то наливались нездоровой русалочьей зеленью, оказавшись над водой уже за левым бортом…

И вдруг все кончилось.

— …твою к ветру! — прозвучало в наступившей тишине окончание крика Данилыча.

— Не могу!!! — И тут же я почувствовал, что уже могу — яхта управляется — да и кричать незачем… Стаксель упал на сетку, шкипер и судовой врач вернулись в кокпит. За три минуты шквала они были добросовестно избиты и насквозь вымокли.

— Пошли переоденемся, — тихо сказал Данилыч. — Все-таки объясни, Сергей, почему Шабельский маяк откроется в четверть третьего?

С этими словами навигаторы исчезли в люке.

Я остался на палубе один. Ветер опять равномерно набивал паруса; опять стала надежной упаковка темноты, опять успокоительно-размеренно шевелилось под яхтой ночное море… Я уже знал коварство этого водоема, я был настороже, но и особой тревоги вместе с тем не испытывал: отчасти я доверял себе, отчасти Данилычу; а больше всего — «Гагарину».

К яхте рано или поздно начинаешь относиться как к личности. А ведь сравнительно недавно «Гагарин» был для меня одним из плавсредств и только.

Перед походом Данилыч нас друг другу представил. По воскресеньям я скреб палубу; это была пора официального ухаживания. В совместную жизнь еще как-то не верилось. На первом переходе мы с Сергеем робко сидели под незнакомым стакселем: мы были случайными гостями, были с лодкой на «вы».

Медленно, не слишком охотно открывала нам яхта свои секреты. Мы учились ходить по палубе, не хватаясь поминутно за ванты, засыпать под грохот мотора и просыпаться, когда он замолкал. Учились прокладывать курс, стоять на руле. Под парусами мы не столько любовались их «белой грудью», не так уж наслаждались «прелестью попутного ветра», а опять-таки учились, учились жить на яхте, жить вместе с яхтой. На выяснение любовных отношений не было времени. Мы как-то незаметно стали называть лодку домом; и это чувство дома было конкретней и проще, чем любовь.

— Что бы ни случилось — держитесь лодки, — предупреждал шкипер на переходе к Бердянску. Он мог бы этого не говорить. Той штормовой ночью «Гагарин» был для нас и товарищем, и единственной надежей; он выносил, как выносит от волков крепкая умная лошадь. Позже, в тихом приюте Дзендзиков, хотелось поднести яхте краюху с солью; почувствовать, как в ладонь мягко ткнется влажный бушприт. Живая, конечно, живая, с норовом, но дружелюбная; и сейчас, стоя у штурвала, я знал: она и сама найдет дорогу, беспокоиться нечего. Скоро окончится моя вахта, я спущусь вниз и усну, надежно прикрытый тонкими бортами, подрагивающими, словно кожа, от любых каверз Азовского моря…

— Буди Сашу, Сергей! — послышался голос Данилыча. — Потом вместе поднимете Даню.

На этот раз мои раздумья прервал ропот пробуждаемых. Молодежная вахта заняла рабочие места, я спустился вниз, лег, но уснул далеко не сразу. В каюте горел желтый свет, слышалось монотонное бормотанье. Склонившись над штурманским столом, Сергей пытался отвечать на традиционные вопросы шкипера. Это напоминало телеигру «Что, где, когда?» вдвоем, без телевизора и в три ночи…

Спал я плохо. Мне снилось, что мы заблудились в сосновом бору и навигаторы спорят, где утром находится север…

— Вставай! — проорал кто-то над моим ухом и тут же поправился: — Ты спи, Слава. Это я Сергея бужу.

Ночь кончилась. В каюте висел сиреневый рассвет.

Из путевых записок Сергея.

Пока я одевался, Даня говорил нечто странное: «Знаешь ше? Левый берег справа!..»

Я вылез наверх. Вокруг яхты катились серые волны.

— Где берег? — я ничего не понимал. — Где справа?

В люке возникло опухшее лицо боцмана. Баклаша оглядел пустынный горизонт, сказал: «Ничего себе!» — и стал на руль. — Какой курс? — спросил он минут через десять, начиная просыпаться. Все переглянулись.

— А сейчас какой? — нашелся Саша и, не дожидаясь ответа, добавил: — Так и держи. Опять, в который раз за этот переход, мы с Данилычем спустились в каюту.

— Так где мы? — я был начеку и задал этот вопрос первым. Шкипер обвел на карте широкий круг — и неожиданно зевнул. — Определяйся-ка сам, я доверяю… Вы со Славой люди серьезные, положительные…

Это было признание. Окрыленный, я поднялся на палубу.

На руле Баклаша, оправдывая доверие шкипера, серьезно и положительно спал. Глаза его были закрыты, а голова повернута так, чтобы солнце освещало правую щеку. Яхта шла как по струнке, но куда?

— Европа на севере, — ощутив мой взгляд, туманно ответил рулевой. Меня такое отношение к делу не удовлетворяло. Хотелось выяснить, как могла яхта заблудиться в заливе средней шириной около десяти миль?

Решение пришло не сразу.

— Славка, я понял! — Сергей пытался поделиться своим открытием.

Была та фаза раннего утра, когда от желания спать даже знобит. Крупные капли росы лежали на крыше каюты, на гике, на плащах Дани и Саши, которые дремали сидя, облокотясь друг о друга спинами. Данилыч постелил на палубе старый полушубок; судя по тому, как при качке перекатывались с боку на бок ступни шкипера, его сейчас не волновала навигация. Кроме меня, слушателей у Сергея не было.

— Ну? — из человеколюбия спросил я.

— Все дело в том, что Таганрогский залив сначала немного сужается! С донского берега выступает мыс Сазальник, на нем установлен маяк… ты меня понимаешь?

— Да.

— Ну вот: если отклониться от курса к югу, то он откроется раньше, чем желтый Беглицкий маяк северного берега!

— Ну?

— Понял? Когда вместо желтого огня слева появился, красный справа, они приняли его за буй отмели Беглицкой косы и пошли на него, еще больше увалявшись на юг… — Чувствуя, что я с трудом соображаю, где юг, Сергей дал мне время переварить полученную информацию.

— На рассвете обнаружилась их ошибка. Они кинулись ее исправлять, пошли на север и потеряли берег вовсе… Логично?

— Логично, — охотно подтвердил я, с удовольстви ем глядя на Сергея.