Джеймс Купер - Мерседес из Кастилии

Как бы то ни было, но такие опытные моряки, как Колумб и Мартин Пинсон, считали эти суда вполне пригодными для своей цели, несмотря на все те неудобства и недостатки, которые в них нашли бы современные моряки.

Вступив на палубу своего судна, Колумб прошел в свою каюту, и в этот вечер дону Луи не пришлось более беседовать с ним. Правда, молодой человек, принявший на себя звание секретаря адмирала, разделял с ним каюту, но Колумб был до того занят делами, которые приходилось еще уладить прежде, чем выйти в море, что дон Луи не решался тревожить его и прогуливался взад и вперед по палубе далеко за полночь. Вернувшись в каюту, он застал Колумба уже спящим.

Следующий день была пятница. Поутру дон Луи одним из первых вышел на палубу, но адмирал был уже наверху на юте, служившем ему капитанским или командирским мостиком, откуда он всего лучше мог следить за движением своих судов, управлять ими, подавать сигналы и производить свои астрономические наблюдения.

Как только адмирал, или, как его теперь называли все испанцы, дон Христофор, увидел дона Луи, он тотчас подозвал его к себе и обратился к нему со следующими словами, зная, что они будут услышаны многими:

— Сеньор Гутиеррец, вы должны по возможности постоянно быть у меня под рукой, так как во всякое время можете мне быть нужны!

Все это было сказано начальническим тоном, а звание сеньор было употреблено Колумбом с намерением дать понять окружающим, что под скромным именем Педро де-Мунос скрывается один из приближенных придворных кавалеров короля. Колумб хорошо знал людей и то, как и чем можно им внушить необходимое к себе почтение и повиновение.

— Вот наш путь. Вот где должен быть остров Сипанго [27] Сипанго — под этим названием была известна тогда Япония. и окружающий его архипелаг мелких островов, а вот Катай [28] Катай — т.-е. Китай. (Прим. ред.) ! — При этом Колумб водил пальцем по разостланной на ящике, где хранилось оружие, карте. — Вот Канарские остова, вот Азорские.

Впервые в душе дона Луи, с тех пор, как он решился участвовать в экспедиции Колумба, пробудился некоторый интерес к самому предприятию, и он стал с любопытством разглядывать карту.

— Это путешествие, — воскликнул он, — будет иметь громадное значение, если мы найдем дорогу в океане и сумеем вернуться тем же путем!

— Именно последний вопрос всего более интересует в данный момент всех отправляющихся с нами, — сказал Колумб. — Видите эти мрачные, угрюмые лица наших матросов? Слышите эти вопли и стоны, доносящиеся до нас с берега и со всех этих лодок?

В этот момент дон Луи отвел глаза от карты и увидел, что маленькое судно «Ниннья», в сущности, простая фелука [29] Фелука — небольшое палубное судно, пригодное для прибрежного плаванья. Отличалось быстрым ходом. (Прим. ред.) , обогнала «Санта-Марию»; ее со всех сторон сопровождали мелкие челны и шлюпки, положительно перегруженные женщинами, старцами и детьми. То же самое происходило и вокруг второго судна эскадры «Пинта», хотя и с большей сдержанностью, потому что авторитет Мартина-Алонзо Пинсона, находившегося на «Пинте», мешал слишком шумному и явному проявлению горя. Целый рой челноков теснился и вокруг адмиральского судна «Санта-Мария», но страх перед адмиралом держал провожающих в границах должного приличия: никто громко не жаловался, но на всех лицах было выражение горя и отчаяния; все эти люди думали, что видят своих близких в последний раз, а те, очевидно, разделяли с ними это убеждение и были уверены, что прощаются с Испанией и со своими семьями навсегда.

«Санта-Мария» уже снималась с якоря; паруса стали надуваться, и все три судна эскадры Колумба в стройном порядке вышли одно за другим из устья Одиеля в залив. В ту минуту из-за гор выкатился огненный шар солнца и залил своим сиянием и берег, и море, и самые суда.

Многие челноки провожали эскадру до самого выхода в открытое море, после чего вернулись обратно, а эскадра продолжала свой путь.

День был прекрасный; ветер сильный и попутный. Известно было, что адмирал рассчитывает пристать к Канарским островам, затем уже пуститься в плавание по неведомому простору океана, где еще не плавало ни одно судно. Канарские острова считались пределом известного мира, за которым простиралась беспредельная пустыня.

Плавание к Канарским островам являлось в те годы крупным событием среди моряков, так как расстояние хотя и было велико, но вообще в ту пору плавали преимущественно вдоль берегов, и лишь в редких случаях отваживались выходить в глубь океана.

Канарские острова были известны еще древним; один современник Юлия Цезаря оставил довольно подробное описание этих островов под именем «Счастливых островов»; но впоследствии, после падения римского владычества, европейцы забыли даже самое местоположение их, и лишь в половине XIV века один испанец, преследуемый маврами, снова случайно открыл их; вскоре после этого португальцы, являвшиеся в те времена самыми отважными мореплавателями, овладели одним из этих островов и превратили его в место отправления своих морских экспедиций вдоль берегов Гвинеи.

Испанцы также не оставили без внимания эти острова, — таким образом, в это время Канарские острова принадлежали наполовину португальцам, наполовину испанцам.

Луи де-Бобадилья знал эти острова только по имени, и потому адмирал старался теперь ознакомить его с характерными особенностями и значением их для мореплавания.

— Эти острова, — пояснял Колумб, — сослужили португальцам прекрасную службу. Они снабжают их суда пресной водой, топливом и припасами, и я не вижу, почему бы теперь Кастилии не поступить точно так же. Вы сами знаете, сколько выгод извлекли наши соседи из своих колоний, и какой приток богатств образовался у них из этих колоний в Лиссабоне. Но все это капля воды в море по сравнению с тем, что может дать Кастилии наша экспедиция.

— А по вашим расчетам, дон Христофор, владения великого хана находятся не дальше от берега Испании, чем самые дальние из южных колоний Португалии? — спросил дон Луи.

Колумб внимательно осмотрелся кругом, желая убедиться, что никто не может его услышать, затем, понизив голос почти до шопота, ответил тоном, доказывающим полное доверие к своему юному собеседнику:

— Вы знаете, дон Луи, с какими людьми нам приходится иметь дело. Пока мы будем вблизи берегов, я ни минуты не могу быть спокоен, что они, то-есть то или другое из наших малых судов не уйдет от нас, укрывшись в одном из мелких портов ночью, чтобы затем вернуться домой.

— Но неужели вы считаете Мартина-Алонзо способным на такой поступок? — воскликнул дон Луи.

— Нет, из трусости или из боязни он никогда не сделал бы этого: это испытанный, бесстрашный и отважный моряк, на которого вполне можно положиться. Но Пинсон не может всего видеть и за всем уследить, а главное, никакие силы не в состоянии удержать обезумевший от страха и возмутившийся экипаж; их много, а он — один. Я не поручусь даже и за наш экипаж, несмотря на всю мою громадную власть, несмотря на то, что я не спускаю с них глаз; вот почему я не могу открыто и искренно ответить на ваш вопрос. Мой ответ испугал бы наших моряков. Но вам лично, дон-Луи, я скажу, что наше плавание никогда еще не имело себе подобного как по дальности расстояния, так и по безлюдности пути. Однако, не будем больше говорить об этом.