Евгений Касьяненко - Скелеты Острова мух

Не помню, как я выбрался из пещеры, судорожно толкая перед собой лодку. Наверное, это произошло за пару секунд. Какой ужас! Сейчас мною чуть ли не пообедали.

Но, уже оказавшись в лодке, я стал истерично смеяться. Нет, я не сошел с ума. Просто до меня дошло, что таких гигантских акул не бывает. Я имею в виду хищных акул, вроде того муляжа, который создали в Голливуде для фильма «Челюсти». Такой громадной может быть только одно существо в мире, которое тоже называется акулой, китовой акулой, но это безобиднейшая рыба, которая питается планктоном, подобно киту. Я вспомнил, как в каком-то документальном фильме Кусто аквалангисты катались на ней верхом и даже щекотали её за жабры, подобно домашней кошке.

И говорят, эта китовая акула стала в мире большой редкостью. Черт побери, я должен преодолеть страх и внимательнее её рассмотреть. Мои беды – бедами, но такое никогда не повторится. Если она уже не уплыла, конечно.

Но я… не смог пересилить себя. Испугался сразу возвращаться в подводную пещеру. Пещера показалась мне очень маленькой. Что если эта чудовищная рыба надумает развернуться в пещере? Она может запросто размазать меня по стенке пещеры своим хвостом, даже не заметив этого.

Да и куда мне спешить? – подумал я. Если это постоянное место для её отдыха, то найду китовую акулу здесь и завтра. Если же уплывет, то так тому и быть. К тому же, чтобы внимательно её разглядеть, нужно взять очки для подводного плавания, которые было куплены еще в московском аэропорту и лежат в бунгало. Без очков всё кажется смазанным.

На море стало подниматься волнение, и прибой норовил меня выбросить на скалы. Я заспешил «домой», то есть в лагуну, усиленно гребя веслом. И тут начали проявляться недостатки моего самодельного судна. Пока я неторопливо плыл вдоль берегов, их не было заметно, а теперь остов лодки, наскоро вчера связанный первыми попавшимися веревками, стал вибрировать от быстрой гребли и разрушаться. Лопнула одна веревка, другая, а затем покосился центральный шпангоут, на котором я сидел. Всего лишь за полкилометра пути, пока я не уткнулся носом в песок пляжа возле бунгало, моя самодельная лодка стала представлять жалкое зрелище. Когда я приподнимал её на песке за нос или корму, она вся извивалась, как змея. Ясно было, что проплыть на таком суденышке полсотни километров по морю невозможно: оно развалится по дороге, и я утону.

Лодку нужно было немедленно укрепить, сделать надежными все соединения её остова, добавить новые элементы в её продольные и поперечные связи, которые судостроители называют стрингерами и шпангоутами.

Эта работа заняла у меня около двух часов. Натянув снова на байдарку «шкуру» из ПВХ, я проверил результат своей работы, гоняя лодку по зеркалу лагуны в разных режимах, делая крутые повороты. Потом решил попробовать порыбачить с борта. Отто оставил в бунгало два спиннинга. Блесны к ним были диковатые на вид в сравнении с привычными российскими блеснами: слишком ярко раскрашенные, со слишком большими крючками-тройниками. Но, очевидно, Отто знал толк в том, как ловить рыбу в тропиках, в отличие от меня. Я поплыл к устью лагуны. Первый десяток забросов спиннинга ничего не дал, но потом спиннинг рвануло, и леса стала стремительно разматываться с катушки. Я поставил её на тормоз, и тогда рыба поволокла меня вместе с лодкой. Пришлось срочно выбираться из байдарки. Стоя по горло в воде, я стал подтягивать рыбу, одновременно отступая вглубь лагуны и таща за собой лодку.

Когда я, наконец, выбрался на песок, рыба уже обессилила и позволила себя вытащить на берег. По форме тела это явно был окунь, но ядовито красного цвета, с острыми шипами на верхнем плавнике и громадным ртом с острыми зубами. Весом не более килограмма. Если я бы вытащил его, находясь в лодке, он бы исцарапал меня своими шипами, а еще, чего доброго, мог бы прорвать ими «шкуру» из ПВХ. А будь рыба крупнее, она могла бы утащить меня в океан. Пришлось бы расстаться со спиннингом, так как нож я не удосужился взять с собой, а зубами натянутую толстую лесу перекусить бы не удалось.

Итак, крошечная и уязвимая лодка малопригодна для рыбной ловли в океане. Но почин был сделан и я остался доволен собой. Мой Пятница-Лот тоже был рад улову, сожрав рыбу почти без остатка. Значит, если такая же попадется вновь, сделать из неё ужин можно. Она съедобная.

Ловить в дальнейшем я буду, стоя в воде или на берегу. Но с голоду не пропаду. В подтверждение этого фортуна преподнесла мне подарок. Ветер усиливался, уже и по лагуне ходили крупные волны. Верхушки пальм стали раскачиваться и как по заказу рядом со мной упали два кокосовых ореха. Видимо, намечался дождь. Я отнес кокосы в бунгало. Вернулся за лодкой, оттащил её подальше от берега, хотел перевернуть, но потом рассмеялся: ведь если в лодку наберется во время дождя вода, то эту воду можно пить. Она пресная. И я специально оставил лодку на открытом месте, открыв полости из ПВХ сверху. Получилась очень приличная ванна для сбора влаги.

Пошел дождь, скорее даже ливень, что вызвало возбуждение у оцелота. Он носился по берегу, подставляя себя под струи дождя, потом начал кататься в песке. Судя по всему, он очищал свою шкуру от въевшейся в неё морской соли. Затем Лот стал под скатом крыши бунгало, откуда потоком скатывалась вода. Я внял его совету, сам принял душ под скатом, и, подумав, перетащил на это место лодку. Так в неё будет попадать больше воды.

После этого мы ужинали, весьма довольные собой. Я срезал ножом верх кокоса и с наслаждением выпил его содержимое. Предложил и оцелоту. Но Лоту кокосовое молоко не понравилось. Вообще он был сыт после окуня. Пока зверь обсыхал, он несколько раз отряхивал свою шерсть, обрызгивая комнату каплями воды.

– Ты мне надоел, – сказал я ему и достал расческу. – Давай я тебя расчешу.

Этот процесс был для оцелота внове. Сначала большая кошка показала зубы, и я испугался, что она меня цапнет, но уже через полминуты довольно жмурилась, разве что только не мурлыкала. Правда, где-то я читал, что мурлыкают только домашние кошки.

Спать мы легли рано, так как костер было разводить негде. По-прежнему шел дождь.

Перед сном я снова подумал, как же изменился мир со времен романа Дефо. На своем крохотном островке, во много раз меньшем, чем в романе, я совершенно не думал о том, что меня может ждать голодная смерть.

Мне было только шестнадцать лет, но жизнь на Крайнем Севере научила многому. Там тоже растерявшейся человек может запросто пропасть. Например, чукчу в тундре застает многодневная пурга. Он строит ледяной дом и коротает в нем дни. Когда заканчивается пища, ест собачий корм, а потом и самих собак. И не приходилось слышать, чтобы кто-то из них погиб.