Чарльз Кингсли - Вперед, на Запад!

— Дочь солнца! [154]— воскликнул Эмиас. — Значит, мы все-таки нашли потерянных инков?

— Мы нашли «нечто», — сказал Карри, — лишь бы оно не оказалось такой же ерундой, как и другие наши находки.

— Мы должны остерегаться обмана, — сказал Иео.

— Мы не должны бояться таких вещей, — почти злобно возразил Эмиас. — Разве я не говорил вам сто раз, что если они увидят, что мы им доверяем, то и они будут нам доверять, а если они увидят, что мы относимся к ним подозрительно, то и они будут к нам относиться так же.

И Эмиас приказал матросам сесть в свои каноэ и последовать за старым индейцем, куда он укажет. Простодушные дети лесов пропустили чужеземцев, а затем, улыбаясь, показали им дорогу через поток и через узкий, незаметный проход к спрятанной в зелени лагуне, на которой стояла не Маньоа, а маленькая индейская деревушка.

Это была обыкновенная деревушка, расположенная под сенью пальм, с протянутыми между деревьями гамаками. Но на ней лежал отпечаток чистоты и уюта, значительно превышающий средний уровень индейских деревушек.

По-видимому, англичанам была приготовлена встреча. Дети лесов выстроились в два ряда, оставив посредине открытое пространство. Мужчины стояли впереди, женщины позади, и все были раскрашены орлеаном, индиго и украшены перьями.

Затем на середину выскочило существо, которое, наверное, не обиделось бы, если бы его приняли за дьявола, ибо его костюм был именно на это рассчитан.

На нем была шкура ягуара, с длинным хвостом, с оскаленными зубами, на голове пара рогов и черные и желтые перья, а в руках большая трещотка.

— Этот бездельник — колдун, — сказал Эмиас.

Колдун направился к дверям тщательно запертой хижины и, униженно упав на четвереньки, начал хныкать, обращаясь к кому-то, кто был внутри.

Но вот из хижины раздалось тихое, нежное пение, при первых звуках которого все индейцы почтительно склонились, а англичане удивленно замолкли. Голос был не резкий и гортанный, как у индейцев, а был похож на европейский. Голос рос и звучал все громче и громче, обнаруживая необычайную глубину и силу. Затем дверь хижины открылась, и индейцы простерлись ниц перед той самой прекрасной девушкой, с которой наши друзья столкнулись на острове. На этот раз она была одета в платье из перьев всевозможных цветов и оттенков.

Медленно и торжественно девушка подошла к Эмиасу и, указывая на деревья, сады и хижины, знаками дала ему понять, что все к его услугам, после чего она взяла его руку и робко приложила к своему лбу. При этом выражении покорности в толпе дикарей поднялись восторженные крики. Как только таинственная девушка вновь удалилась в свою хижину, индейцы тесным кольцом окружили англичан, с удивлением рассматривая их мечи, их индейские луки и самострелы, и шкуры диких животных, в которые они были одеты. Женщины поторопились принести фрукты, цветы, маниоковый хлеб и (к большому беспокойству Эмиаса) опьяняющее тыквенное питье. Коротко говоря, поддеревьями начался веселый пир. Звуки труб и барабанов сливались в дикую музыку, а гибкие девушки и юноши плясали странные танцы. Последнее так возмутило Браймблекомба и Иео, что они стали убеждать Эмиаса немедленно уйти отсюда.

Эмиас охотно согласился вернуться на остров, пока матросы еще трезвы. После дружеских прощаний и обещаний наутро вновь приехать, отряд отправился обратно в свою крепость на острове, ломая головы над вопросом, кем или чем может быть таинственная девушка.

На следующий день они вновь посетили деревушку и в течение недели продолжали приезжать каждый день; но девушка появлялась лишь изредка и держалась в отдалении. Как только Эмиас научился объясняться немного со своими новыми друзьями, он спросил кацика, кто она. Тот долго отнекивался и не хотел говорить, но наконец со всевозможными предосторожностями приступил к рассказу, вернее, к ритмическому пению о том, как много лун тому назад (он не может сказать, сколько) его племя было великим народом и обитало в Пакамене [155], откуда их выгнали испанцы, и как во время своих скитаний по горам, лежащим за огнедышащей вершиной Котопахи, они нашли в лесу ребенка лет семи. Пораженные его белой кожей и красотой, они приняли его за божество и взяли с собой. Когда они убедились, что девочка такого же человеческого происхождения, как они сами, их удивление едва ли уменьшилось. Как могло такое нежное существо выдержать жизнь в этих лесах и избежать ягуаров и змей? Она, должно быть, находится под особым покровительством богов; она должна быть дочерью солнца, одной из рода великих инков, весть об ужасной судьбе которых достигла даже этих диких лесов.

По приказанию колдуна девочка была окружена королевскими почестями, дабы привлечь благосклонность ее предка — солнца и заслужить милость инков в дни их будущей славы. Выросши, она, по-видимому, стала среди них чем-то вроде пророчицы. Она до сих пор не была замужем — не только потому, что пренебрегала ухаживаниями юношей, но и потому еще что, по словам колдуна, примесь их крови унизила бы род, происходящий от самого солнца. Колдун приказал отвести ей хижину рядом со своей собственной; в эту хижину ей приносили еду, а она давала вещие ответы на задаваемые ей вопросы.

Таков был рассказ кацика.

Эмиас молчал. Он был полон грез, если не о Маньоа, то, во всяком случае, о последних инках. Что, если их можно еще найти на южных истоках Амазонки! В таком случае он уже совсем близко от них. Это очень досадно. Правда, он уверен, что в тех местах инки не создали большого государства, иначе он давно услыхал бы о нем. Может быть, позже они двинулись отсюда на восток, чтобы избежать нового нашествия испанцев, и эта девочка была потеряна ими во время бегства. Затем он со вздохом вспомнил, как безнадежно начинать новые поиски с его уменьшившимся отрядом. По крайней мере он может узнать что-нибудь достоверное от самой девушки. Это может быть полезно ему в случае какой-нибудь новой попытки, потому что он совсем еще не отказался от мысли найти Маньоа. Если только он благополучно доберется до родины, там найдется много храбрецов (ему на ум сразу пришел Рэли), которые охотно присоединятся к нему для новых поисков золотого города Гвианы [156]на этот раз не через Высокие воды, а через устье Ориноко.

Затем Эмиас и его спутники уехали на свой остров.

Время шло. Англичане продолжали каждый день посещать деревушку. Неизвестно, какие чувства удерживали Эйаканору — так звали девушку — в отдалении от них.

Но вскоре она преодолела себя — быть может, из простого женского любопытства, может быть, из потребности в развлечении. Не прошло и месяца, как Эйаканора стала часто охотиться с Эмиасом в соседних лесах со свитой избранных нимф, которых она убедила последовать ее примеру и отвергнуть своих прежних вздыхателей.