Патрик О’Брайан - Остров Отчаяния

— Но так как вы сами по себе американец, — сказал Стивен, — капитан никогда не будет в состоянии вернуть вас, не нарушая норм международного права, а как вы знаете, на «Леопарде» страшно не хватает людей.

— Это правда, что американский гражданин, родившийся в Штатах, не может быть изъят с американского корабля?

— Истинная правда.

— Но я оставляю в заложника на берегу: я никогда, никогда не брошу ее, вы знаете.

— Я-то знаю, но капитан Обри — нет. Бедная миссис Уоган. Как ей должно быть тяжело: видеть свободу, плавающую в полумиле от неё — поставив ногу на американскую палубу, она тоже очутилась бы вне досягаемости для английского права. Однако, возможно, было бы лучше не упоминать об этом, чтобы миссис Уоган не предприняла какого-нибудь дикого, необдуманный поступок. Ей может быть не известно, но… Тихо, я слышу голос!

Он должен был быть глух как пробка, чтобы не услышать его. Аллан сейчас уже издавал полноценный боцманский рев, и изо всех сил окликал покрытые мхом склоны рая из ялика — капитан желает видеть доктора.

— Эй, дай дорогу, — говорил он, обращаясь к пингвинам, погоняя Стивена вниз по дороге, которую протоптали бесчисленные поколения птиц.

— Теперь, мистер Аллан, — спросил Стивен в лодке, — что за спешка? Мы узнали новости об этой страшной войне, что она развязана?

— Не дай Бог, сэр, — сказал Аллан. — У меня брат в Штатах, сбежал с «Гермионы», хотя был помощником боцмана и созрел для уоррента, и я не хотелось бы наводить на него пушку. Нет, все, что я знаю — капитан смерть как хочет увидеть вас.

Беспокойство в лице Джека несколько уменьшилась, когда Стивен вошел. Джек выложил перед ним ситуацию, и, подумав немного, Стивен сказал:

— Может быть, лучше всего будет позволить пойти Хирепату. Он очень хочет побывать на борту китобоя. Визит естественен — этому кораблю он обязан, он соотечественник. Разреши ему пойти, и я считаю, из этого выйдет толк.

— Но вернется ли он? Я не могу бросаться даже таким салагой, как Хирепат — малый способен работать на помпе в случае чрезвычайной ситуации, или тянуть конец. Китобой может отплыть в любой момент, когда захочет: ему нет нужды зимовать здесь и, возможно, замерзнуть или оголодать до смерти. Он направляется домой, Стивен, подумай! И даже если бы «Леопард» был в полном порядке, ему было бы неприятно служить с нами, если разразится война.

— Я отвечаю на его возвращение, если нет никакой другой причины — он создание благородное, с развитым чувством долга, и крайне обязан тебе за спасение жизни и производство в офицеры. Он часто говорил об этом в ходе плавания, в последний раз не далее как вчера. Конечно, Майкл вернется.

— Да, он кажется очень приличным человеком, — сказал Джек. — Очень хорошо, давай пошлем за ним. Киллик, позови мистера Хирепата.

— Мистер Хирепат, я понимаю, что вы хотите посетить китобоец, и я разрешаю вам пойти. Вы, несомненно, знаете, что существует сильная неприязнь между Соединенными Штатами и Англией, и что хуже всего, «Леопард» послужил определенной её причиной. Именно поэтому я счел за лучшее запретить обычные походы в гости с корабля на корабль, чтобы предотвратить любые возможные ссоры. Вам известно также состояние «Леопарда»: один день использования кузницы и соответствующих инструментов позволит ему выйти в море, а не зимовать здесь. На китобое, несомненно, есть кузница, но как джентльмен вы понимаете, что я очень не хочу просить американского капитана об одолжении, крайне не желая подвергнуть службу или себя отказу. Могу добавить, что он в равной степени не хочет просить меня, и я признателен ему за это. Однако поразмыслив, он может склониться обменять использование его кузницы на наши медицинские услуги, — продолжил капитан. — Вы можете дать ему общее видение ситуации, но без привязки к нашей какой-либо конкретной просьбе… Черт побери, мистер Хирепат, только не позвольте нас оскорбить, чтобы вы не делали. И если дело повернется так, что шкипер предложит обмен, я буду очень вам благодарен. Крайне обязан, в самом деле, потому что очень не хочу использовать силу.

— Уверен, сэр, вы никогда этого не сделаете! — воскликнул Хирепат.

— Я нахожу это отвратительным. Все, что может усилить неприязнь, мне отвратительно: я крайне не приемлю состояние войны между нашими странами. Но необходимость — это закон, и у меня есть долг перед кораблем и командой, особенно женщинами, которым, возможно, придется зимовать здесь со всем, что зимовка подразумевает. Тем не менее, будем надеяться, что до этого не дойдет. Давайте посмотрим, что можно сделать, чтобы предотвратить такое положение дел — нет почти никаких условий, от которых я откажусь. И, кстати, мистер Хирепат, помню, вы говорили мне, что вы гражданин Америки: мне не нужно напоминать вам, что если бы в вас имелось что-нибудь от крысы, которая оставляет тонущий корабль, я бы не позволил вам идти.

Хирепат ушел, пробыл на китобое около часа и вернулся.

— Сэр, — сказал он, — я едва ли могу что-то сообщить. Я обнаружил мистера Патнема прикованным к постели, и, порой боль в челюсти делала его косноязычным. Помощники — его двоюродные братья и совладельцы, и у них тоже есть право слово. Сожалею сообщить вам, сэр, но чувства против Англии действительно весьма сильны. Кузница у них есть, но мистер Патнем и Рубен поклялись, что ни один англичанин никогда не ступит на палубу их корабля: двое других были менее жестки. Один парень с ужасно распухшей ногой и его брат высказались в пользу примирения — они крайне серьезно говорили о здоровье экипажа, и я видел некоторые случаи, которые потрясли меня. Мистер Патнем заколебался, и при одном приступе боли попросил меня вырвать зуб. Я сказал ему, что у меня нет со мной инструментов, и мне надо вернуться и проконсультироваться с моим шефом.

— Очень хорошо, мистер Хирепат, — сказал Джек. — Вижу, вы сделали все, что нужно, идеально. Молодчага, как мы говорим.

Хирепат выдавил улыбку, и Стивен, наблюдая за его напряженным лицом, заметил слегка виноватый вид. Он был убежден, что молодой человек не ограничился кузницей и здоровьем китобоев.

— Ну что ж, — подытожил Джек. — Вот ваш шеф, оставляю вас говорить о лечении и пилюлях.

— Доктор Мэтьюрин, — сказал Хирепат, когда они остались одни, — могу я просить вас пойти со мной, хотя бы только дать совет? На китобое есть больные, которые вне моей компетенции. Вы научили меня симптомам и лечению обычных заболеваний, но там есть случаи, которых я никогда не видел. Обмороженные пальцы, которые их покойный хирург ампутировал, и они сейчас посинели и позеленели — возможно, гангрена. Гарпунная рана, которая загноилась, и то, что я принял за затрудненное мочеиспускание, а также… Я даже не могу справиться с зубом капитана, который он ужасно раскрошил щипцами. И все это время они смотрели на меня с таким доверием! Конечно, им очень хотелось, чтобы я поплыл с ними, и они предложили мне то, что они называют полной долей врача. Мне никогда не следовало представляться помощником хирурга — я чувствую себя очень виноватым.