Фредерик Марриет - Мичман Изи

— Честное слово, — сказал Джек, — его усердие не вызывает никакого сомнения, ибо он разразился такой яростной бранью, как если бы вся страна стояла на краю гибели.

— Он выполнял свой долг, и, поверьте, ему также не доставляло удовольствия делать вам выговор. Я вас заверяю, что когда вы встретитесь на корабле, он будет расположен к вам по-дружески, как будто бы между вами ничего не произошло.

— Он мне заявил, что я ещё узнаю, кто такой первый лейтенант. Что он этим хотел сказать? — спросил Джек.

— Он сказал так из служебного рвения.

— Да, но он ещё сказал, что покажет мне разницу между первым лейтенантом и мичманом.

— Опять-таки из служебного рвения.

— Он утверждал, что постарается рассеять моё невежество в ближайшем будущем.

— Только из служебного рвения.

— И что он пошлёт сержанта с матросами, чтобы притащить меня на корабль силой.

— Только из служебного рвения.

— Что он проверит мою философию на деле!

— Из служебного рвения, мистер Изи. Служебное рвение часто выражается таким образом, но без него на службе не обойтись. Я сам надеюсь, что со временем вы тоже будете ревностным офицером.

Тут Джек призадумался и ничего не сказал.

— Я уверен, — продолжал капитан Вилсон, — что вы сойдётесь с мистером Собриджем и подружитесь с ним.

— Возможно, — ответил Джек, — но я не испытываю восторга от нашего первого знакомства.

— Быть может, когда-нибудь и вы будете поставлены в необходимость обнаруживать упущения по службе у других — мы все в равной мере обязаны выполнять свой долг перед страной. Но, мистер Изи, я послал за вами, чтобы сообщить, что мы завтра отплываем. И так как я сегодня в полдень отправляю на судно свои вещи катером, я советую вам отправить ваши вещи вместе с моими. Сам я отбываю на борт в восемь часов, и мы можем отправиться вместе в одной лодке.

Джек не возражал и, вернувшись в гостиницу, расплатился с хозяином, отослал свой сундук с матросом, пришедшим за ним, и стал ожидать вызова капитана для отправки на судно. В девять часов вечера Джек наконец оказался на борту корвета Его Величества «Гарпия».

Было уже темно, когда Джек поднялся на палубу корабля, и он не знал, как распорядиться собой. Капитана на палубе встретили офицеры, которые, сняв шляпы, приветствовали его. Капитан ответил на приветствие, Джек из вежливости последовал его примеру. Капитан тут же вступил в разговор с первым лейтенантом, и на какое-то время Джек был предоставлен самому себе. Было слишком темно, чтобы различить лица, а для Джека, никогда не ступавшего по палубе корабля, было трудно и передвигаться. Поэтому Джек стоял неподвижно на одном месте, неподалёку от главных кнехтов. Но ему не пришлось долго оставаться там. Как только шлюпку подвесили на кормовой шлюпбалкеи боцман громко прокричал: «Крепите её надёжнее, ребята!» — раздался пронзительный свисток и команда:

— Готовсь к отплытию, отдать швартовы!

Тотчас же послышался топот ног бегущих по палубе матросов со швартовыми концами в руках. В темноте Джека сбили с ног, и куча матросов повалилась на него. Матросы, не зная, что под ними находится офицер, веселились вовсю и устроили кучу-малу, танцуя на тех, кто оказался внизу, пока они сами не откатывались в сторону. Джек, застигнутый врасплох, пострадал больше всех. Он смог подняться на ноги только после того, как половина матросов из вахты правого борта потопталась по его телу, вышибив из него дух, и прозвучал свисток, объявивший отбой. Джек с трудом поднялся, держась за лафет корабельной пушки, когда офицеры, смеявшиеся шутке вместе с матросами, заметили, в каком положении оказался Джек. Среди них был мистер Собридж.

— Что с вами, мистер Изи, вас ушибли? — спросил он участливо.

— Немного, — ответил Джек, еле переводя дыхание.

— С вами неловко обошлись при встрече, — сказал первый лейтенант, — но на корабле бывают моменты, когда зевать не приходится и нужно поступать по правилу — «каждый за себя, один Бог за всех». Доктор, — обратился он к одному из стоящих рядом офицеров, — отведите мистера Изи в кают-компанию и окажите помощь. Я спущусь вниз, как только смогу. Где мистер Джоллиф?

— Здесь, сэр, — ответил помощник штурмана Джоллиф, выступая вперёд из-за гиков.

— Вместе с капитаном на борт прибыл молодой офицер. Прикажите кому-нибудь из старшин подвесить гамак.

Тем временем Джек спустился в кают-компанию, где ему дали стакан вина, восстановившего немного его силы. Он не задержался здесь долго и не тратил время на разговоры, а как только его гамак был подвешен, с радостью лёг спать — так сильно он был помят и ушиблен. Поэтому его никто не беспокоил до половины десятого следующего утра. Он оделся, вышел на палубу и узнал, что корабль только что миновал скалы Нидлс. Затем он почувствовал головокружение и совсем расклеился от приступа морской болезни, так что его отвели в лазарет и уложили в гамак, где он провалялся три дня, пока дул штормовой ветер. Каждый раз, когда корабль кренился и дыбился на волне, он стукался головой о балку, испытывая смущение, замешательство и недоумение.

«Вот что значит — отправиться в море! — думал он. — Не мудрено, что здесь никто не претендует на права других и не толкует о нарушении своих прав, ибо здесь любой будет рад отказаться от своей доли океана. Только бы мне оказаться опять на берегу, а там пусть хоть чёрт пользуется моей долей морских просторов, если захочет».

Во время болезни капитан Вилсон и мистер Собридж дали Джеку возможность поваляться в гамаке больше, чем другим мичманам в подобном же положении. Когда шторм закончился, корвет находился у мыса Финистерре. К утру море почти успокоилось, слабый бриз едва поднимал волну, и спокойная ночь позволила нашему герою оправиться от морской болезни. Его разбудил свисток боцмана, призывающий команду убирать гамаки, Джек поднял голову с подушки и увидел мистера Джоллифа, который поприветствовал его и спросил, собирается ли он встать и встряхнуться или так и намеревается плыть до Гибралтара под одеялом.

Джек, почувствовав себя совсем другим человеком, выбрался из гамака и оделся с помощью матроса, ухаживавшего за ним по приказу капитана во время болезни. Матрос открыл сундучок, принёс Джеку всё, что требовалось, иначе Джек, ослабевший от болезни, вряд ли справился один с одеванием.

Джек спросил, куда ему идти, так как он ещё не бывал в мичманской каюте, хотя и пробыл уже пять дней на борту судна. Матрос показал дорогу, и Джек, испытывая муки голода, пробрался через рундуки в небольшое помещение, более тесное и неуютное, чем собачья конура, в каких жили охотничьи собаки его отца.

«Я бы отказался не только от своей доли океана, — подумал Джек, — но и от своего места на корабле «Гарпия» в пользу тех, кому это по нутру. Вот уж где полное равенство, ибо здесь, вероятно, все живут в равно жалких условиях».