Алексей Зотов - Приключения Бормалина

Мурашки побежали по коже Аванта. В принципе он должен был бы обрадоваться — мол, ура, я здесь не один, — но интуиция подсказывала ему, что лучше бы он был совершенно один.

И он, конечно, пошел на огонь, завороженный, дрожащий от холода, страха и интуиции, которая так и нашептывала ему: «Не ходи, не ходи туда, Авантик, спрячься где-нибудь хотя бы до утра…» Но куда там!

Полночи он поднимался вверх, и ему становилось все холоднее, а ветер все усиливался. Но зато огонь казался все ярче и ближе. И когда до него оставалось всего ничего, Авант разглядел возле огня темную фигуру. Она стояла, как ему показалось поначалу, лицом к океану и, приставив ладонь козырьком, глядела вдаль.

И все бы ничего: стоит человек, смотрит на океан… Но весь кошмар заключался в том, что фигура глядела не только вдаль. Она одновременно смотрела и на Аванта, точно так же приставив козырьком другую руку.

И не только вдаль и на Аванта она глядела, а внимательно озирала сразу все, со всех сторон приложив ко лбу ладонь. И лоб был тоже со всех сторон.

То, что стояло подле огня, было со всех сторон одинаковым: оно было не выше шести с половиной футов, и глаза были со всех сторон, и руки, и, кажется, ноги, и живот, и даже нос.

— Не бойся! — сказало оно Аванту и громко захохотало во все стороны, открыв во все стороны рот. — Иди сюда и не бойся меня, говорю. Меня зовут Самсонайт, слышал, наверное? Остров Рикошет — моя обитель, а ты мой непрошеный гость. Хочешь мяса дикой козы?

Кое-как придя в себя, Авант ответил:

— Я не хочу мяса козы. А хочу знать, кто ты такой и что здесь делаешь среди ночи? И почему так странно выглядишь в свете костра и луны?

Самсонайт снова захохотал, протянул руку, которая стала стремительно вытягиваться в ночь, а когда через четверть часа вернулась, в кулаке была зажата рыба, еще живая и мокрая. Самсонайт повесил ее над костром, чтобы поджаривалась, и сказал Аванту:

— Я же тебе вразумительно объяснил: я — Самсонайт, а остров Рикошет — моя обитель. Неужели непонятно? Сядь же, непрошеный гость! Ты застишь мне пространство. Я должен зорко глядеть кругом, а ты загораживаешь юго-запад. Сядь и следи, чтобы рыба не подгорела. Я ее для тебя поймал.

Авант послушно сел и стал присматривать за рыбой.

— Считаешь, что я странно выгляжу? — спросил Самсонайт довольно мрачно. — Однако ты, непрошеный гость, в моей беспредельной власти. Я могу чинить над тобой произвол. Что хочу, то с тобой и сделаю. Что мне с тобой сделать? Спрятать в подземелье на веки вечные? Хочешь в подземелье?

— Что вы! — отказался Авант.

— Может, пристроить на какой-нибудь кораблик? Я и это могу в два счета.

— Тоже не надо, — подумав о нитке жемчуга, отказался Авант. — Рановато мне на кораблик, дело на острове есть.

— Ишь ты! — удивился Самсонайт. — Ладно, не буду тебя трогать, живи как знаешь. Переверни рыбу, а то подгорит… Ты, я погляжу, не промах, поэтому не буду я тебя трогать при одном условии. Сказать — при каком?

— Сказать, — кивнул Авант и перевернул рыбу.

— Видишь ли, — потер все свои руки Самсонайт, — я создание старомодное, ничего нового придумывать не стану, да и не умею, если признаться. Мы с тобой поступим по старинке. Отгадаешь мою любимую загадку в течение трех лет — иди на все четыре стороны, мешать не буду. Но пока не отгадаешь, сиди на Рикошете, живи как знаешь. И не пытайся улизнуть, все равно не выйдет. Загадка такая: чем знаменательна жизнь? А вот и контракт, — добавил Самсонайт и быстро составил контракт. — Правильно отгадаешь — тотчас становишься вольной птицей, Самсонайт слов на ветер не бросает. Читай и, если все правильно, подписывай. А как я свечку зажгу, знай, что Самсонайт ждет тебя на огонек и сильно скучает. Посидим, поболтаем, рыбки поедим. И не осложняй, пожалуйста, жизнь ни себе, ни мне — не учиняй побегов, это все равно бесполезно. Даешь слово, что не нарушишь условий контракта?

Авант прочитал, подписал и дал слово, что до разгадки с Рикошета ни ногой.

С той злополучной ночи раза два в месяц Самсонайт зажигает огонь на горе, и Авант волей-неволей идет составлять ему компанию, дорогой перебирая в уме все то, чем может быть знаменательна жизнь.

Около пяти тысяч ответов, которые он представил Самсонайту, оказались неправильными. Всякий раз Самсонайт хохотал, и отрицательно крутил головой, говоря:

— Не спеши, непрошеный гость, еще подумай. А Аванту уже и думать не о чем. Он перебрал, кажется, все возможные ответы на этот дурацкий вопрос, и у него уже опускаются руки.

Мыслимое ли дело: три года подряд разгадывать, чем знаменательна жизнь?

— Ага, вот и сюрприз! — сказал Авант, весело глядя мимо меня. Я оглянулся. На подоконнике, отряхиваясь и подозрительно меня рассматривая, сидел наш корабельный попугай Гарри. Но как он выглядел! Мокрый, грязный, взъерошенный, он казался гораздо старше своих лет.

— Гарри! — обрадованно воскликнул я. — Гарри, милый Гарри! Ты жив?

— Сэр, — вдруг незнакомым гортанным голосом ответил он, — не имею чести быть вам представленным. — Он кивнул Аванту: — Добрый день, сэр Авант. Прошу прощения за вид, но дорога была нелегкой. Метеоусловия — хуже некуда: ливень, гроза, магнитные бури.

— Все в порядке, сэр Роберт? — спросил Авант.

— Все в полном порядке. Сейчас приведу себя в порядок и поговорим. Тет-а-тет, разумеется, — добавил он и побуравил меня маленькими вострыми глазками. — Если у нас остался кофе, после ванны не откажусь от чашечки-другой.

И попугай, спрыгнув на пол и устало пройдя мимо нас, ударом лапы открыл дверь в соседнюю комнату и скрылся там.

— Ничего не понимаю, — пожал я плечами. — Готов дать голову на отсечение, что это наш Гарри. Хорош бы я был без головы! Славный сюрприз вы мне приготовили, оценил!

— Немудрено, что вы обознались, — улыбнулся Авант. — Это брат-близнец вашего Гарри. Он у меня около двух лет. Я подобрал его как-то на скалах, в шторм, совершенно больного. Он бредил Британской национальной библиотекой, и я с первого взгляда отметил его тягу к знаниям. Все его теперешние манеры, снобизм и типично девонширское произношение — это, скажу без ложной скромности, моя заслуга: приблизительно таким я и попал сюда. Я его обучил всему этому для того, чтобы не забыть, каким сам был три года назад и каким любила меня Мэри-Джейн. Как знать, может быть, такой, как сейчас, я ей и не нужен. Признаться, это меня сильно мучает.

Авант было загрустил, но быстро взял себя в руки.

— Сэр Роберт моя правая рука. Он в курсе всех моих дел, у него прекрасная память, где, как на магнитной ленте, записана вся моя жизнь до сегодняшнего дня. Это на случай, если со мной что-нибудь случится. Он перечитал большую часть библиотеки, включая греков, говорит на двух языках и читает на четырех. И, право слово, если бы он не скрашивал моего одиночества, я, наверное, совсем одичал бы и затужил. Время от времени он улетает на разведку — мы с ним называем это командировками. Видится с родственниками и друзьями, подключается к пиратскому «телеграфу», когда повезет. Но не так давно он перенес лихорадку и поэтому теперь летать далеко не может, еще слаб. Вот и вчера он улетел на разведку, и я, признаться, уже начал за него волноваться. Сейчас расскажет новости, если они, конечно, есть. Он, кстати, неплохой рассказчик.