Алексей Зотов - Приключения Бормалина

Я продолжал:

— Итак, опускаем из вершины треугольника (костыль) перпендикуляр на гипотенузу, потом берем рулетку и видим, что гипотенуза разделена точно пополам. Вы, наверное, уже поняли, Авант, что в точке пересечения и зарыт клад. Вот она, эта точка. Вот она! — Я поставил жирную точку и написал около нее большими буквами: «КЛАД!!!»

Авант глядел на чертеж, не веря глазам. А потом хрипло спросил:

— Значит, идя от центра острова точно на северо-восток, мы и попадем к сокровищам? Уму непостижимо!.. Стойте, стойте, Бормалин! Кажется, теперь я могу своими силами найти место клада, не выходя отсюда. Потому что перпендикуляр, который мы опустили из костыля, разделил пополам не только гипотенузу. Он разделил наш треугольник на два треугольника, причем тоже прямоугольных и равносторонних. Следовательно, три катета, один из которых общий, совершенно одинаковы.

Авант задумчиво поглядел в окно, шевеля губами и морща лоб. Потом взялся за карандаш и написал:

(Мыс БРИЗ — КЛАД!!!) = (КЛАД!!! — Скалистый берег) = (костыль — КЛАД!!!) = 7,07107 : 2 = 3 километра 535 метров 53 сантиметра.

Авант схватился за голову.

— Клад в двух милях на северо-восток от костыля! А я исходил остров вдоль и поперек, наверное, пятьдесят тысяч миль нагулял, а нужно-то было всего две! Да, Бормалин, вот что значит геометрия! Спасибо вам! — И он крепко пожал мне руку. — И геометрии тоже спасибо.

Дождь хлестал как из ведра, нарастая с каждой минутой. Небо померкло, и его раскалывали молнии, сопровождаемые сильным громом. Уже нельзя было разглядеть ни чаек, ни верхушек северных гор.

А хорошо сидеть у камина в такую погоду! Было чуть больше полудня, и мы с Авантом мечтали в предвкушении часа, когда поднимем бандюгайские якоря. Нам мешал дождь. По крайней мере, мне так казалось. В прорехи сквозь плотные, гуталиновые тучи иногда простреливал краешек солнца, и его длинные лучи освещали немножко океана. И он веселел в этих местах. Эх и погодка!

Мы сидели за столом, придвинув его поближе к камину, где полыхали дрова, и пили кофе, глядя то на огонь, то в окошко, то друг на друга.

— Может, не будем откладывать? — предложил я. — Ну дождь и дождь, не сахарные, не размокнем. Берем лопаты — и вперед, за ниткой жемчуга. Бандюгаи сейчас и носа не покажут, а нам это на руку. А?

Авант сделал глоток кофе и взглянул на часы.

— Рано, Бормалин, — сказал он. — Рановато.

— Такое чувство, будто вы кого-то поджидаете, — поддразнил я его.

— Вот именно, — ответил он, усмехнувшись. — Только не спрашивайте кого. Хорошо? Иначе сюрприза не выйдет. А я хочу сделать вам сюрприз…

Если бы я не сидел за столом, то остолбенел бы, наверно, от удивления. Кого, спрашивается, можно поджидать на необитаемом острове? Даже если принимать во внимание не такую уж его необитаемость в последнее время.

— Нет-нет, не бандюгаев, — успокоил меня Авант, — на этот счет можете быть совершенно спокойны. Еще кофе?

Честно говоря, я на него немного обиделся, налил кофе и стал пить его без молока и сахара, задумчиво глядя на огонь. У меня в голове было много мыслей, и я обдумывал сперва одну, потом другую, и чем больше я думал, тем больше вопросов возникало к Аванту.

— Похоже, Бормалин, вы хотите спросить кое о чем, — сказал он. — Кажется, я даже догадываюсь о чем. По-моему, у вас ко мне два важных вопроса.

— Три, Авант, — показал я на пальцах. — Два основных и еще один, так сказать, дополнительный.

— Три так три, — кивнул он, закуривая самокрутку и поудобнее устраиваясь в кресле-качалке. — Во-первых, вас наверняка интересует истинная причина моего столь долгого здесь пребывания, не правда ли? Согласен, нитка жемчуга — не слишком убедительный повод для того, чтобы торчать здесь три года безвылазно. Мне бы давным-давно разыскать и спасти Мэри-Джейн, а я прохлаждаюсь на Рикошете. Верно?

— Простите, Авант, что вмешиваюсь не в свое дело, но именно это и волнует меня в первую очередь.

Я постарался говорить как можно тактичнее, ибо подозревал, что ситуация, в которую попала семья юриста, не так однозначна, как он рассказал. Авант мне поведал явно не обо всем.

— Во-вторых, — продолжал он, раскачиваясь в кресле, — вы, мягко говоря, недоумеваете вот по какому поводу. Отчего же этот славный островок, такой безобидный и милый, если не считать бандюгаев, пользуется столь дурной славой? Заслуженно ли он ей пользуется? Я опять попал в точку, Бормалин?

Я кивнул.

— Да, я хочу знать тайну Рикошета, если, конечно, она есть. Тут вы тоже правы. Не буду от вас скрывать, Авант, что я очень любопытен. Но все, связанное с Рикошетом, вызывает уже не просто любопытство. Кто зажигает на вершине свечу, которая не гаснет даже в самый сильный ураган? Ее зажигаете вы?

— Нет-нет! — воскликнул Авант, отчего-то краснея прямо на глазах. — К Свече Дьявола я не имею никакого отношения, поверьте!

— Почему тут гибнут суда и люди? — не унимался я. — Просветите же меня, Авант. Ведь столько слухов и догадок, что не знаешь, чему верить, а что поднимать на смех. И еще один очень важный для меня вопрос. За несколько минут до гибели «Синуса» бесследно исчезла вся его команда. Знаете, я достаточно разумный человек, чтобы не верить в такого рода чудеса, но тогда у меня буквально опустились руки и впервые перестало хватать здравого смысла. Были ребята — и нет их. Что вы на этот счет думаете?

Авант долго молчал, глядя мимо меня в распахнутое окно, задумчиво покачиваясь в кресле и забыв о кофе и табаке. В нем боролись противоречивые желания, и это было заметно. Его так и подмывало что-то мне сказать, но по какой-то причине он этого сделать не мог и оттого мучился.

Я пришел к нему на помощь:

— Может быть, это чужая тайна, Авант? И вы не имеете права ее мне раскрыть, — обычное, кстати, дело. Это только женщины умеют хранить тайны сообща, но мы-то с вами мужчины.

— Конечно же! — прорвало Аванта. — Конечно же, эта тайна не моя! По крайней мере не только моя, и я не имею никакого права вам ее открыть. Так и быть, расскажу то, что касается лично меня и в какой-то степени Мэри-Джейн. А все остальное вы со временем обязательно узнаете.

Он обхватил голову руками и долго сидел так, а потом встряхнулся, сделал добрый глоток кофе, закурил и начал свой долгий рассказ:

— Да, Бормалин, вы были совершенно правы, когда подметили, что нитка жемчуга — неубедительная причина моего столь долгого пребывания здесь. Дело, конечно же, не в ней. Вернее, не только в ней, потому что нитка все-таки имеет отношение к моему заключению.

Да! Я называю свою жизнь здесь именно заключением, ибо для нормального человека нет ничего ужаснее одиночества. Человек должен жить среди людей! Эта истина, к которой раньше я относился довольно скептически, теперь стоит во главе всего моего сознания.