Алексей Зотов - Приключения Бормалина

Их была дюжина и еще треть — а у них отняли три дюжины.

И стало так:

Их теперь две дюжины и один, а у них отнимают три дюжины и все без безымянного.

Приложить слева и справа все, все и одну от трети дюжины.

Это и будет зеростр.

— Вы слышали что-нибудь о Зеростре? — спросил Роберт очень серьезно.

— Нет. А что это?

— Впервые слышу это имя. Но оно мне не нравится.

— А с чего вы взяли, что это имя? — спросил я. — Обратите внимание на то, что слово «зеростр» напечатано с маленькой буквы, и это не недосмотр корректора. Издательство «Марина» — фирма серьезная и добросовестная, поверьте.

— Тогда что же стоит за словом «зеростр»? — недоумевал Роберт.

Я достал из тайного кармана огрызок карандаша и стал писать на чистом обороте форзаца.

— Давайте, сэр Роберт, математически запишем условия задачи. Она не такая уж бессмысленная и сложная, как это кажется. Ничего, что я называю загадку задачей?

— Хрен редьки не слаще, — вздохнул попугай.

— Итак, «дюжина и еще треть» — это шестнадцать, а «три дюжины», как вы понимаете, тридцать шесть. Следите за мной и проверяйте. Когда я вхожу в азарт, то частенько увлекаюсь и совершаю ошибки. «Все без безымянного» — имеются в виду безусловно пальцы человека. Значит, это наверняка девять. И вот что у нас получается: Шестнадцать минус тридцать шесть с одной стороны — и двадцать пять минус сорок пять с другой. А дальше, сэр Роберт, я предлагаю поставить между этими разностями знак равенства. Как вы на это смотрите?

— Почему именно знак равенства? — возразил Роберт. — Обоснуйте, сэр!

— Объясняю. Во-первых, обе разности равны одному и тому же числу. И число это — минус двадцать. Разности равны между собой — это ежу понятно, говоря языком гимназии «Просвет», где я получил образование. Во-вторых, к стилистическому обороту «и стало так» совершенно определенно напрашивается синоним «получилось». Что вы можете возразить на это с точки зрения лингвиста, сэр Роберт?

— Ладно, пускай будет по-вашему, — согласился он.

— Читаем загадку дальше, — входил я во вкус. — «Приложить слева и справа все, все и одну от трети дюжины». «Все, все» — это, наверное, тоже имеются в виду пальцы?

— Ну-да, — кивнул Роберт, — пальцы рук царя природы.

— И получается, сэр Роберт, что к обеим сторонам нашего равенства надо прибавить по двадцать целых и одной четвертой. Люблю возиться с дробями и смешанными числами! — признался я в своем сокровенном пристрастии и быстро написал вот какое равенство:

16 — 36 + 20 1/4 = 25 — 45 + 20 1/4.

Мы сидели с Робертом плечом к плечу и молча глядели на записанное выражение. Я чувствовал, что все идет хорошо и надо каким-то образом преобразовать равенство, решить его. И тогда мы разгадаем загадку зеростра, которая нужна нам позарез. Я был совершенно в этом уверен, я знал это.

— Что притихли? — спросил Роберт и толкнул меня крылом. — Вы не двоечник ли, сэр?

И тут меня осенило. Я вдруг увидел это выражение совершенно иначе, как бы сверху, чему и учили нас в гимназии. Я будто взглянул на него другими, квадратными глазами и мигом припомнил формулу квадрата разности. И все сразу встало на свои места.

Твердой рукой я написал:

16 = 4 2, а 20 1/4 = 81/4, иди (9/2) 2.

36 = 2 * 4 * (9/2).

Таким образом, левая часть равенства выглядела теперь так:

4 2= 2 * 4 * (9/2) 2.

Я делал все это, ориентируясь на формулу квадрата разности, о чем нисколько не жалею. Переведя дух, я посмотрел на Роберта.

— Что-то получается! — похвалил он меня. — Вижу, сэр Бормалин, что вы совсем не двоечник и даже не троечник. Уж не отличник ли вы?

Я молча подмигнул ему излучавшим свет глазом и взялся за дело дальше. Точно так же я поступил и с правой частью равенства, и она приняла следующий вид:

5 2= 2 * 5 * (9/2) 2.

И наша Задача преобразовалась вот в какое громоздкое сооружение.

4 2* 2 * 4 * (9/2) 2= 5 2* 2 * 5 * (9/2) 2.

Собрать левую и правую части по формуле квадрата разности было делом техники, а формулу квадрата разности я помнил назубок. Вот она:

(А — В) 2= А 2— 2АВ + В 2.

Собрав обе части по этой формуле, я с удовольствием записал, что

(4 — 9/2) 2= (5 — 9/2) 2.

А извлечь квадратный корень теперь может каждый. И после того, как я его извлек из обеих частей равенства, оно стало совсем простеньким и насторожило меня не на шутку:

4 — 9/2 = 5 — 9/2, то есть 4 = 5.

Этого я не ожидал. Мне даже зябко стало от такого открытия. Где это видано, чтобы четыре равнялось пяти? А если 4 = 5, то дважды два — пять!

— Дела! — Роберт почесал в затылке и с опаской поглядел на меня. — Сэр Бормалин, вы не находите, что это математическая диверсия?

— Давайте искать ошибку, — предложил я, озадаченный не меньше Роберта, и мы четверть часа искали ее по всем правилам сыскного дела, но так и не нашли. Все было верно в наших расчетах, и четыре равнялось пяти. Как ни крути, а это значит… Нет-нет, боязно было дальше рассуждать на эту тему. И я не стал рассуждать.

— Ладно, давайте дальше ее отгадывать, эту загадку зеростра, — сказал я. — Итак, четыре равно пяти — это и есть зеростр, как пишется в тексте. То есть зеростр равен пяти. И что из этого следует?

— Сущие пустяки, — вмешался Роберт. — Зеро — это ноль. Поэтому «зеростр» можно записать как «нольстр», можно ведь? А «стр» — это наверняка сокращенное слово «страница». Нас отсылают на страницу 05.

Я хлопнул себя по лбу. Молодец Роберт! Действительно, еще при первом чтении я обратил внимание, что начальные страницы книги пронумерованы своеобразно — не 7, 8, 9, а 07, 08, 09, и уже потом нормально: 10, 11, 12… Мы лихорадочно углубились в самое начало книги, и на странице 05, в недрах раздела «Легенды», снова натолкнулись на головоломку.

И знаете, уже кое-какие догадки брезжили в моем сознании. Но не буду забегать вперед.

Это случилось в ту далекую пору, когда на земле было тепло, радостно и просторно. Круглый год светило солнце, а ночами была мирная тишина, и рождалось много здоровых детей.

Рикошет тогда был не островом, а частью земли Освоясь, и никто не называл его Рикошетом, потому что было еще рано.

Люди, которые здесь жили, были счастливы и добры, как это нередко бывает среди людей, живущих под одной общей крышей. А у них все было общим: и крыша, и солнце, и воздух, и огонь. И земли хватало на всех, и хватало моря.

Долго ли, коротко ли они жили в согласии и любви, но однажды ночью человек увидел свет, косо идущий с неба.

От его громкого голоса все проснулись и выбежали. Это были доверчивые люди, потому что их еще не обманывали словом. Ибо оно было вначале, и это знали все.

Они радостно кричали и протягивали к свету руки и брали на руки детей, чтобы дети видели этот свет и запомнили. И чтобы рассказали своим детям.