Алексей Зотов - Приключения Бормалина

Закинув руки за голову, я лежал на топчане и щурился, осваиваясь со светом фонаря, который появился в камере первым. Это был допотопный фонарь, коптящий и воняющий маслом. Если они с обыском, то ох как не вовремя!

— Эй! — окликнул меня унтер и потряс за плечо. — Спишь?

Стражники оставались наполовину в коридоре. Так было положено по инструкции.

— Уже нет, — отозвался я, но позы не изменил, потому что под моей спиной лежали напильник и горсть конфет.

— Твои друзья из сороковой камеры просили передать тебе несколько слов. — Унтер стал принюхиваться, оглядываться, подсвечивая себе фонарем. — Чем это у тебя тут пахнет?

— Билл, чай стынет, — сказали ему из коридора. — Давай скорее.

— «Э-ге-ге-хали-гали!» — просили передать твои друзья. И «э-ге-ге-абордаж!». — Унтер не удержался, захохотал, выписывая светом лампы узоры на стенах. Захохотали и стражники, а я захохотал громче всех. Пираты не падали духом!

Фонарь уплыл обратно в коридор, дверь закрылась, и похожий на «кольт» ключ сделал два оборота. Шаги начали удаляться. Роберт вернулся в камеру и снова зажег свечу. Он заметно повеселел, да и я, признаться, тоже.

— И последнее, сэр Бормалин, — сказал он, грея крылышки возле крохотного пламени, — в подводных тюрьмах главным образом содержались беглецы с плантаций или те, кто напрочь отказывался быть рабом.

— Самсонайт… — понял я.

— Точно! — кивнул Роберт. — Моряки, которых умыкнул Самсонайт и которых Клифт вывез сюда в качестве рабов. Поэтому никакие не бандиты и головорезы бежали из тюрем, а в основном моряки. Страна переполнена беглыми моряками.

— Джоуль боится! — понял я. — Ведь моряки — серьезный народ, они могут отменить и одного губернатора, и другого.

— Вот именно, сэр Бормалин. — Роберт слетел на топчан и зашелестел там конфетами. — А у вас, я погляжу, был сегодня эпистолярный денек? — кивнул он на пачку писем. — Карандашик-то не весь исписали?

Я достал огрызок карандаша, и Роберт, вернувшись на стол, придвинул к свету лист бумаги.

— Мы однажды говорили о моей зрительной памяти… — замялся он, занося карандаш.

— Которой завидует даже сэр Авант?

— Именно! — Роберт расцвел. — Вчера в кабинете губернатора я случайно увидел карту на стене…

— И вы запомнили ее! — ахнул я.

— Ее, правда, тут же зашторил комиссар… — кокетничал Роберт, быстро рисуя подробную портулану Карамелии и части Павиании, примыкающей к Кукурузному проливу.

Нет, что за удивительный попугай! Через минуту он отложил карандаш, недовольно поглядел на свое художество и лапой толкнул карту в мою сторону.

— Ладно, пойдет… Теперь, сэр Бормалин, я улетучиваюсь. — Он сделал тренировочный круг по камере, задевая стены крылом, и вернулся на стол. — Мы с моим другом со дня на день попробуем вас выручить. У нас есть несколько идей. Одна, например, требует чисто гимнастических навыков. Вы с гимнастикой на короткой ноге?

— Скорее на длинной, — признался я, краснея. Ведь была же у нас гимнастическая секция, а я и ее обходил стороной!

— Время у вас есть, — успокоил меня Роберт. — Изучайте карту, занимайтесь гимнастикой… Это вам скоро пригодится. И главное, не падайте духом!

Он взял напильник, поднял воротник пиджака и протиснулся сквозь прутья решетки. И уже оттуда, со свободы, признался мне:

— Знаете, сэр Бормалин, мне нет-нет да померещится: «Дай! Дай пятерку!» Скучаю я без Гарри. — И Роберт исчез в прохладной карамельной ночи, насквозь пронизанной таинственным светом луны, которая отчужденно стояла в дальнем своем далеке. Усилием воли я перестал обращать на нее внимание и сидел над картой до тех пор, пока не догорела свеча. А потом снова пошел снег…

Второй день заключения начался с повального обыска. Семеро стражников повалили топчан, табурет и стол, предварительно отвинтив их от металлических скоб, и стали исследовать сначала саму мебель, разбирая ее, ковыряя шомполом и простукивая, а потом и участок пола, на котором мебель стояла. Несолоно хлебавши они привинтили все обратно, отряхнулись и вышли один за другим. Остался лишь унтер, да из коридора в камеру торчали два неизменных дула.

— После завтрака у тебя опознание, — неофициально сказал унтер. — Звонили из губернаторской резиденции и предупредили. Так что будь готов. Жалобы есть?

— Прогуляться бы! — вздохнул я.

— Еще нагуляешься, — пообещал унтер и вышел за завтраком, оставляя меня под присмотром нарезных стволов. Пока он ходил, дверь оставалась приоткрытой, и получившийся сквознячок напомнил мне метель… сугробы… печальные морды лошадей, заносимых снежком…

Полдня потом я прислушивался к звукам в коридоре, вскакивая на шаги и голоса, но все это было не ко мне. Опознание прибыло только после обеда. Зато это было всем опознаниям опознание.

Оно явилось в виде огромного офицера, одетого в форму губернаторской гвардии. Он, наверное, считал, что золотые эполеты и аксельбанты, квадратные очки и многоугольная фуражка, глубоко надвинутая на глаза, делают его неотразимым. Не говоря уж о дымившейся сигаре. Густая борода офицера упиралась в высокий ворот мундира. Он внес птичью клетку, накрытую знакомым черным бархатом. Наметанный глаз сразу заметил бы, что размеры клетки значительно превосходят все разумные, но их скрадывали габариты самого офицера, очень внушительные габариты.

Следом ввели моих товарищей — хмурого Меткача, нервного Штурмана, учтивого Китайца, отзывчивого Джо-Джо, непринужденного Хека. Их поставили вдоль стены, а в середину строя втиснули меня. Я оказался между отзывчивым и непринужденным, который легонько толкнул меня плечом и шепнул:

— Э-ге-ге-абордаж!..

Откинув бархат с клетки, офицер предупредил:

— Именем губернатора — да будет он жив, здоров и могуч! — начинаем очную ставку. Отвечать только на мои вопросы. Соблюдая полную тишину.

Роберт как-то неоднозначно глядел на меня. В его взгляде я, наверно, должен был прочитать руководство к действиям, но ничего не читалось. Я пожал плечами и стал смотреть на охрану.

Унтер и семеро стражников топтались в дверях, с любопытством наблюдая за не совсем обычной очной ставкой. Говорящий попугай против шести пиратов!

— Сэр попугай, — обратился офицер к Роберту, слегка присев на топчан, который под его тяжестью подозрительно затрещал, — кого из этих субъектов, — показал он на нас, — вы узнаете? А если узнаете, то где, когда и при каких обстоятельствах вы с ними встречались? Рассказывайте — именем губернатора, да будет он жив, здоров и могуч!

Мы притихли. Слышались только тяжелое дыхание стражников и их сопение. Роберт пристально вглядывался в наши лица — думая, как он потом признался, об Аванте и Гарри. Эти дни Авант и Гарри не выходили у него из головы, и я очень хорошо его понимал.