Джек Лондон - Морской волк (сборник)

Сооружать вторую хижину было легче, так как я пристроил ее к первой, и пришлось возвести только три стены. Но все-таки это была тяжелая работа. Мы с Мод трудились весь день, не щадя сил, и, когда наступала ночь, в изнеможении валились на постели, забываясь тяжелым сном. И все же Мод говорила, что никогда не чувствовала себя здоровее и сильнее. Про себя я мог сказать то же самое. Но она была так хрупка, что я всегда недоумевал, откуда вообще у нее берутся силы.

– Подумайте о долгом зимнем отдыхе, – отвечала она всегда, когда я просил ее не переутомляться. – Мы будем изнывать от недостатка работы.

В тот вечер, когда была закончена крыша моей хижины, мы отпраздновали у меня новоселье. Три дня бушевал шторм. Он начался с юго-востока, но потом повернул и дул теперь с северо-запада прямо на нас. У берегов внешней бухты грохотал прибой, и даже в нашем внутреннем маленьком порту ходили внушительные волны. Скалистый хребет острова не защищал нас от ветра, который так свистел и ревел вокруг нашей хижины, что я боялся за целость стен. Крыша из шкур, натянутая, как мне казалось, достаточно туго, ходила вверх и вниз при каждом порыве ветра. В стенах открылись бесчисленные щели, недостаточно плотно законопаченные мхом. Но в хижине весело горел котиковый жир, и нам было тепло и уютно.

Мы приятно провели вечер. На душе у нас было легко. Мы не только примирились с предстоявшей нам суровой зимой, но и подготовились к ней. Котики могли теперь спокойно отправляться в свое путешествие на юг – нам они больше не были нужны. И бури больше не страшили нас. Нам не только был обеспечен сухой, теплый и укрытый от ветра угол, но мы даже располагали мягкими и вполне удобными матрацами из мха. Их изобрела Мод. Это была первая ночь, которую мне предстояло спать на матраце, и я знал, что буду спать слаще, оттого что он был сделан ее руками.

Собравшись уходить, она повернулась ко мне и, смущенно улыбаясь, сказала:

– Что-то должно случиться. Что-то готовится. Я чувствую это. Что-то приближается сюда, к нам.

– Хорошее или дурное? – спросил я.

Она покачала головой.

– Не знаю, но оно близко.

Она указала на море.

– Это подветренный берег, – рассмеялся я. – И лучше быть на нем, чем приближаться к нему в подобную ночь.

– Вы не боитесь? – спросил я, вставая, чтобы открыть ей дверь.

Она смело посмотрела мне в глаза.

– Вы себя хорошо чувствуете? Совсем хорошо?

– Никогда не чувствовала себя лучше, – ответила она.

Мы поговорили еще немного, и потом она ушла.

– Спокойной ночи, Мод, – сказал я.

– Спокойной ночи, Гэмфри, – ответила она.

Мы совершенно невольно начали называть друг друга по имени. Это было так же непреднамеренно, как и естественно. В этот миг я готов был обнять ее и привлечь к себе. Будь это в другой обстановке, я так и сделал бы. Но здесь я сдержал себя и остался один в своей маленькой хижине, согретый сознанием, что между мной и Мод возникли какие-то новые нити, которых еще недавно не было.

Я проснулся, охваченный каким-то странным ощущением. Мне чего-то не хватало в окружавшей меня обстановке. Но это таинственное угнетенное состояние прошло через несколько секунд, когда я убедился, что отсутствующее «нечто» – ветер. Когда я засыпал, нервы у меня были напряжены его постоянными порывами, и поэтому неожиданная тишина так поразила меня.

Это была моя первая за много месяцев ночь под кровлей, и я несколько минут нежился под одеялами – наконец-то не мокрыми от тумана и сырости – и размышлял сначала о впечатлении, произведенном на меня неожиданным затишьем, а потом о радости, которую доставляла мне мысль, что я покоюсь на матраце, сделанном руками Мод. Одевшись и открыв дверь, я услышал шум волн, все еще бившихся о берег и свидетельствовавших о бурной ночи. День был ясный и солнечный. Я проспал и, выйдя из хижины, ощутил внезапный прилив энергии и готовность наверстать упущенное время.

Очутившись на воздухе, я остановился как вкопанный. Я не мог не верить своим глазам, но был ошеломлен тем, что они мне показали. На берегу, в каких-нибудь пятидесяти футах от меня, лежало, носом на песке, лишенное мачт черное судно. Мачты и реи, перепутавшись с вантами и разодранной парусиной, свисали, покачиваясь, с его бортов. Я готов был протирать глаза от изумления. Сооруженная нами самодельная судовая кухня, знакомый уступ юта, низкая крыша кают-компании над самым бортом… Это был «Призрак».

Какой каприз судьбы занес его именно сюда? Что это за поразительное совпадение? Я взглянул на мрачную, неприступную стену за моей спиной и пришел в полное отчаяние. Бегство было невозможно, о нем нечего было и думать. Я подумал о Мод, спящей в построенной нами хижине; вспомнил, как она сказала мне «спокойной ночи, Гэмфри». Слова «моя жена, моя подруга» промелькнули в моем мозгу, но звучали теперь погребальным звоном. Затем все поплыло у меня перед глазами.

Быть может, это продолжалось лишь долю секунды, но я не знаю, сколько времени протекло до тех пор, пока я снова пришел в себя. Передо мной лежал «Призрак», его нос врезался в берег, расколотый бугшприт торчал в песке, перепутанные снасти, приподнимаемые волнами, терлись о борт судна. Нужно было что-нибудь сделать, что-нибудь предпринять.

Меня поразило, что на борту не было заметно движения. Я подумал, что экипаж, измученный ночной борьбою с бурей и крушением, теперь отдыхает. Следующая мысль была о том, что Мод и я можем все-таки как-нибудь скрыться. Не удастся ли нам сесть в лодку и обогнуть мыс, прежде чем кто-нибудь проснется? Я решил позвать Мод и сейчас же двинуться в путь. Моя рука поднялась, чтобы постучать ей, и вдруг я вспомнил, как ничтожно мал наш островок, на котором невозможно спрятаться. Нам не оставалось ничего, кроме широкого, сурового океана. Я подумал о наших уютных, маленьких хижинах, о наших запасах мяса и жира, мха и дров, и понял, что нам не выдержать путешествия по зимнему морю, с его неизбежными штормами.

В нерешительности стоял я у дверей Мод. Нет, это было невозможно, совершенно невозможно. В моем мозгу возникла дикая мысль ворваться и убить ее спящую. Но через секунду передо мной мелькнуло лучшее решение. Весь экипаж спал. Почему бы не взобраться на борт «Призрака» и не убить самого Вольфа Ларсена? Ведь дорогу к его койке я отлично знал. А потом… потом видно будет. Хуже, чем теперь, быть не могло. Мой нож был у меня за поясом. Я вернулся в хижину за ружьем, убедился, что оно заряжено, а затем направился к «Призраку». Не без труда и промокнув по пояс, я взобрался на борт. Баковый люк был открыт. Я остановился прислушаться к дыханию людей, – но внизу было тихо. Меня поразила новая мысль – что, если «Призрак» покинут? Я прислушался более внимательно. Ни звука. Я осторожно спустился по лестнице. На баке было пусто; стоял затхлый запах покинутого жилья. Повсюду валялась рваная одежда, старые морские сапоги, дырявые дождевые плащи – весь ненужный хлам, скопляющийся на баке во время долгого плавания.