Валентин Пронин - Завещание мессера Марко (сборник)

И когда старик рассказывал о сокровищнице Мцхета, о лалах и смарагдах на золотых окладах икон, Марко виделись усыпанные сверкающими камнями одежды вельмож и сановников во дворце Хубилая, сто восемь крупных рубинов и отборных жемчужин в ожерелье индийского властелина Сундара Панди или огромный, излучавший яркое сияние рубин в храме Будды на Цейлоне.

Венецианцы молча слушали монаха, усмехаясь в широкие бороды, и зорко поглядывали вокруг.

Город им нравился. Хороший, легкий воздух, близкое солнце и ясное небо. Осень слегка коснулась золотой кистью темной листвы садов. Внизу – изгибы бурной реки среди горных склонов. Византийские кресты на остроконечных куполах церквей. На улицах – красивые люди в бараньих шапках и девушки с открытыми лицами: сурово сдвинуты их черные брови, а нежные губы сомкнуты печалью.

Илларион постукивал посохом по камням. Пыль белым налетом покрывала полы его рясы.

Навстречу волы тянули пронзительно скрипящие арбы. На арбах только что снятая с овец коричневая шерсть, пшеница, мед и вино в огромных кувшинах и ковры с изящным рисунком, отдельно – изделия чеканщиков: украшения и серебряные монеты в кожаных хурджини.

За последней арбой брели со связанными руками смуглые юноши. Они устало переступали босыми ногами, в угрюмых взглядах – отчаянье.

Развалившись и бочком, по-степному, сидя в седле, ехали татары, помахивали плетьми и покалывали отстающих копьями.

– Вот страшная дань моего народа! – воскликнул Илларион. – Этих молодых грузин сделают воинами в передовых отрядах хана. И потеряют они свои горячие головы на границе с Индией, в знойной сирийской пустыне или на севере, в бескрайних кипчакских степях. О, святой Георгий, помоги им возвратиться когда-нибудь и снова увидеть родные горы!

В монастыре было тихо, как в святилище даосов. Так же мирно позвякивали колокольцы, и в прохладном сумраке, под старинным каменным сводом мелькал огонек свечи.

– Отдыхайте спокойно, вы в обители смирения и молитвы, – сказал монах.

Купцы Поло ходили по городу и приглядывались к товарам, свезенным со всей богатой персидской земли, подвластной ильхану, или из Хорезма – владения дружественных чагатайских ханов. Из враждебной Синей орды отчаянные смельчаки, рискуя головами, привозили драгоценные русские меха – голубую белку, чернобархатных соболей, пушистые шкурки красных и серебристых лисиц. На майдане у горбоносых густобровых армян и тучных бухарцев разгорались глаза: это был товар, за который стоило платить золотом.

Венецианцы щупали ткани, дули на собольи шкурки, пили в духанах искристые вина, разговаривали с караванщиками, мылись в серных банях, охраняя по очереди свои лохмотья, и раздумывали о том, как продолжить путь к оставленной четверть века назад родной лагуне.

Опытным глазом Марко заметил среди базарной толчеи уродливого, скуластого нищего, покрытого грязью и коростой. Нищий то мелькал в отдалении, то терся рядом, ругаясь с соседями по-татарски и по-грузински, то исчезал, то возникал вновь. Марко перехватил его цепкий, настороженный взгляд и понял: за ними следят. А значит, меч подозрения уже занесен над их усталыми головами и может обрушиться стремительно и неотвратимо.

Марко сказал о шпионе старикам, и те встревожились. Высокое положение придворных Хубилая, верные слуги и телохранители остались в далеком Китае. Здесь им не пригодится даже сомнительная любезность Гайхату. Ходят слухи, что трон под ним совсем расшатался, и власть на севере Ирана, а тем более здесь, на Кавказе, принадлежит Газан-хану, грозному и неумолимому воину.

Единственной надеждой в случае беды остается заступничество Кукачи-хатун. Но как известить жену молодого хана? И захочет ли она вспомнить свои слезы при прощании с опекунами?..

Смертоносный вихрь налетел неожиданно в умиротворяющей тишине осеннего вечера.

В церкви пели благостно и печально. Никколо и Маффео беседовали у очага.

Внезапно пение оборвалось. В монастырском дворе визгливо, с бешеным храпом заржали кони. Донесся непривычный, нарастающий шум.

Марко резко обернулся. В дверях Петр, захлебнувшись бессильной яростью, крикнул:

– Сюда идут! Они хватают, не спрашивая!

Молча ворвались татары. Маленький нищий возник из темноты, злобно ощерил зубы:

– Вот враги и предатели! Возьмите их, доблестные, и пригните им головы к коленям!

Разматывая волосяную веревку, он подскочил к Марко. Петр взмахнул китайским кинжалом, узким, как лист осоки. Нищий упал и стал царапать ногтями каменный пол. Рядом с ним воин ударился о стену, отброшенный сильной рукой Марко.

Красные молнии взвились над головой. Венецианец отшатнулся – смерть приближалась, торопя размах кривых сабель. Коренастой тенью прыгнул Петр, закрыл господина грудью… Воины расступились, и вошел молодой татарин в золоченом персидском шлеме.

– Что здесь произошло? – спросил он.

– Они оказали сопротивление и убили усердного сыщика Забана.

– Этих умертвить, остальных привязать к седлам. – В голосе вошедшего слышались удивление и закипавшая злоба.

– Стойте! Властью вечного неба и именем великого хана всех монголов приказываю остановиться, ибо кто не подчинится – подлежит казни! – Голос Никколо гудел боевым наккаром, а в руке блестела золотая пайцза с кречетом.

Татарский начальник без промедления ответил:

– Внимание и повиновение! Нукеры, обыщите весь монастырь и приведите ко мне коварного шамана Лариона. Уберите сыщика и охраняйте двери. Я буду разговаривать с этими людьми.

Старика Иллариона волокли по темным коридорам, оставляя на щербинах углов и лестниц лоскутья монашеской рясы. Его бросили лицом вниз к ногам татарина в золоченом шлеме. С усилием монах приподнялся, по его лицу и седой бороде текли струйки крови, но глаза были спокойны, даже задумчивы.

– Высокий начальник желает от смиренного и немощного Божьего слуги признаний в недостойных деяниях. Но, может быть, он возьмет себе за беспокойство из монастырской казны и уйдет с миром?.. Зачем обижать невинных?

Татарин засмеялся и ткнул старика носком сафьянового сапога.

– Ты говоришь запутанно, как будто лаешь на своем собачьем языке. Однако я понял: ты хочешь подкупить тысячника Нарандана, как пьяного базарного смотрителя. Я буду говорить с тобой коротко и понятно, чтобы у тебя не возникло сомнений, шаман Ларион! В крепости наместника на железных крючьях подвешены за ребра два молодца: один – храбрец, вернувшийся из паломничества к святым местам, другой – армянский купец, опытный разведчик султана Мисра. Ты понял, о ком я рассказываю, коварный старик? Они висят на крючьях, под ними горит жаркий огонь, и поэтому языки их подобны бубенцу на шее взбрыкивающей телки. Я знаю о тебе все, но мне нужны имена князей и попов, ставших бунтовщиками и врагами ильхана. Ты назовешь их, или с тебя сдерут кожу и изжарят в бараньем сале.