Валентин Пронин - Завещание мессера Марко (сборник)

– О да, они неподражаемы, по воле Аллаха! – с гордостью подтвердил султан. – Наполните их рты халвой и щербетом и бросьте им на инструменты по серебряной монете за их старания, – распорядился Сайид Али.

Придворные немедленно исполнили приказ своего владыки. Музыканты собрали свои инструменты, поклонились в пол и исчезли.

Уже повисла над пальмами золотая луна, когда закончился прием у султана Мелинди. Гостей провожали на корабли при свете факелов.

Прощаясь на пороге дворца, султан передал для короля Португалии длинное письмо, – поздравлял его с открытием пути в Индию, приглашал и впредь посылать свои корабли. Затем начался обмен подарками. Султан посылал королю золотую цепь с драгоценными камнями, а королеве – ларец, отделанный слоновой костью и наполненный золотыми кольцами с редкими дорогими камнями. Присовокуплялись белые шелковые ткани с нежным рисунком и изумительного изящества золотая витая нить.

Капитанам трех каравелл султан также сделал богатые дары. Он послал на корабли лодки, груженные ящиками с белыми шелками и цветными муслинами для команды.

А наутро в подарок королеве привезли нечто необычайное – большой кусок серой амбры, оправленный в серебро. Это был дар огромной цены. Амбра на рынках всего мира ценилась очень высоко. При виде этого царского подношения Васко да Гама приказал команде радостно кричать и трубить в трубы.

Чтобы не ударить лицом в грязь и хотя бы частично отдариться, Васко да Гама послал на берег десять ящиков кораллов, много янтаря, киновари и ртути, кружев, сукна, сатина, рубашек, зеркал, ножей, красных шапок и стеклянных бус. Писцы и приказчики сверяли реестр, Монсаид составлял список подарков для султана по-арабски.

Подумав, командор сказал Нуньешу:

– Пожалуй, я пошлю султану свой фамильный кинжал. Он стоит весьма дорого. Думаю, эта вещь подойдет.

– Еще бы, ваша милость, – подтвердил Нуньеш, понимая, что у Васко да Гамы нет больше никаких драгоценностей. – Кинжал отличной мавританской работы, отделан золотом и самоцветами – чего ж еще желать!

Передавая подарки доверенным султана, Васко да Гама подобрал с Нуньешем и Монсаидом достойные подарки и для придворных властителя Мелинди.

– Чего теперь жалеть все это добро, – пояснил командор своим соратникам. – Мы плывем обратно, одаривать больше некого, а в Мелинди надо оставить самое благоприятное воспоминание о португальцах.

Но султан не хотел уступать в щедрости. Он приказал скупить у городских купцов лучшие ткани и послал их на португальские корабли. Сайид Али написал в письме командору, что для капитанов эти ткани бедны, но пусть команда оденется в них в день прибытия к себе на родину. Королю он посылал еще огромный слоновый клык, отполированный и покрытый тонкой резьбой. В довершение португальцев бесплатно снабдили продовольствием и всем необходимым в пути.

Под восторженные крики матросов и звуки труб каравеллы с равевающимися флагами отплыли от гостеприимного берега Мелинди. На берегу тоже кричали, махали платками, били в барабаны и ревели в огромные султанские трубы. Множество лодок с улыбающимися гребцами сопровождали португальцев по всей гавани, до самого открытого моря.

Как только каравеллы преодолели первые мили на пути вдоль африканского берега, Васко да Гама послал кормчих посменно стоять вахту рядом с лоцманами из Мелинди, расспрашивать их и зарисовывать характерные изгибы берега, очертания мысов и бухт. Молодой падре Жоао Фигуэра, который вел дневник с самого отплытия из Лиссабона, снова по настоянию командора должен был записывать все необычайное, что случится во время плавания.

Корабли шли малым ходом, португальцы с трудом меняли курс, медленно ставили паруса. Иногда упускали ветер, не успев вовремя повернуть. Команды кораблей значительно поубавились. Немало матросов еще болело, особенно на «Сао-Рафаэле».

Командор вызвал на флагман Пауло и Николау Коэльо.

– На «Сао-Рафаэле» двадцать больных, почти некому ставить и убирать паруса. Я решил пожертвовать этим кораблем для успешного плавания остальных, – сказал он.

– Что ж, думаю, ваше решение правильное, командор, – преувеличенно бодро согласился Коэльо. – Мне самому такое приходило в голову, да я рассуждал, что надо бы пока подождать.

– Вам легко соглашаться, Коэльо, – с горечью возразил Пауло да Гама. – А я сроднился со своим «Сао-Рафаэлем». Сколько на нем пройдено и пережито! Корабль – мой второй дом.

– Ничего не поделаешь, брат, надо преодолеть разлуку с каравеллой, – произнес командор решительно. – Перевезем больных и здоровых, бомбарды и прочее снаряжение, пока погода спокойная. И тебе надо бы отдохнуть. Вижу я, Пауло, что тебе нездоровится.

Бросили якоря. С обреченного корабля перегрузили пряности, провизию, порох, ядра и матросское имущество. Сняли паруса, осторожно перенесли деревянную статую святого покровителя каравеллы. Пауло да Гама в последний раз поднялся на свой корабль. Он прошел по палубе, заглянул в трюм, где валялись мусор, доски, обрывки канатов, и, еще более угрюмый, покинул судно.

– Дурная примета – бросать целый корабль, – шептал боцман Алонсо. – Он еще живет, на нем ни течи, ни пробоины. И мачты на месте. Когда погибает брошенный, но годный для плавания корабль, он может прихватить с собой чьи-то души.

– Не приведи Христос, спаси нас и сохрани! – Матросы перекрестились и помрачнели, глядя как поджигают судно.

«Сао-Рафаэль» сожгли, а два других корабля, где увеличились команды, пошли быстрее. Когда плыли мимо Мозамбика, Васко да Гама решил поставить крест-«падрао» с надписью о принадлежности окрестных земель португальской короне.

Бросили якоря недалеко от знакомого островка, где когда-то силой забрали здешних лоцманов. Мозамбик был на этот раз скрыт завесой тропического ливня.

Несмотря на продолжавшийся проливной дождь, командор приказал во что бы то ни стало поставить «падрао». Поехали на трех лодках. С огромным трудом втащили столб на вершину холма, скользя и падая на глинистой почве. Пауло да Гама, руководивший этой работой, стоял на самом ветру. Надо было под дождем отслужить мессу. Патер Ковильянеш, промокший насквозь, едва бормотал молитвы. Крест на верхушке «падрао» никак не могли укрепить. Для этого дела следовало растопить свинец, а матросы под проливным дождем так и не сумели разжечь огонь. Командор велел возвращаться на корабль, отказавшись от попытки установить символ королевских владений.

– Плохо, дурная примета, – говорили между собой матросы. – Даже крест поставить не удалось.

– А кто возглавлял установку «падрао»? Пауло, брат командора, бывший капитан «Сао-Рафаэля». И без корабля остался, и «падрао» не установил… Плохо это все, друг ты мой, – сказал товарищу боцман Алонсо.