Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста

Однажды Като Данзо наказал человека, который раскрыл зрителям суть одного из его фокусов. Он привел на площадь большого быка и на глазах у всех собравшихся в мгновение ока его проглотил. Все зрители были поражены. Только один человек, забравшийся на высокую сосну, начал кричать: «Он обманщик! Посмотрите отсюда, он просто уселся быку на спину!»

Тогда Като Данзо сильно рассердился. Он взял саженец тыквы-горлянки, на котором было только два листика, и махнул на него веером; лоза постепенно начала удлиняться и прямо на глазах зрителей на ней зацвел цветок. Все зрители раскрыли рты от изумления. И тут Като Данзо неожиданно выхватил короткий меч и одним ударом отсек чашечку цветка. Лишь только он сделал это, отрубленная голова шутника упала на землю. Публика, пораженная и напуганная этим необычайным искусством, бросилась врассыпную.

Гоэмон лишь посмеялся, когда услышал этот рассказ. Он быстро сообразил, в чем состояла суть этого фокуса. У Като Данзо был помощник, тоже ниндзя, который в нужный момент и отделил голову чересчур сообразительного зрителя. А уж скрыться незаметно мог даже юный ученик школы ниндзюцу.

Но пора было приступать к делу. Убедившись, что на него никто не смотрит, он буквально растворился в воздухе. Наблюдавший за ним горбун, который прятался за кустами в палисаднике одного из домов, даже глаза протер от изумления – не померещилось ли? Только что Гоэмон медленно брел мимо усадьбы чиновника-самурая, делая вид, что погружен в собственные мысли, явно безрадостные, а теперь его нет, и непонятно куда он девался. Конечно, горбун, и сам ниндзя, знал эту технику мгновенного исчезновения, но он не мог не отдать должное мастерству совсем юного синоби, который даже его оставил в дураках. (Приказчик был высокого мнения о своих способностях, что, впрочем, соответствовало истине; до него втереться в доверие к Фудзиваре Арицугу никто не мог. А место приказчика на рынке Нисики для клана Хаттори дорогого стоило; горбун мог шпионить за кем угодно, не привлекая к себе внимания ищеек сёгуна.)

Оказавшись в саду самурая, Гоэмон заскользил среди деревьев и кустарника, как змея. Не шелохнулась ни одна ветка, не зашелестела трава, и ни один камешек не сдвинулся с места. Оказавшись возле дома, Гоэмон не стал мудрить, а вошел в него через дверь, благо она была открыта – уж больно торопились домочадцы чиновника на представление фокусника. Понятное дело, юный синоби не шел в полный рост по ступенькам, которые вели на веранду, а распластавшись, буквально скользил над ними. Окажись неподалеку внимательный наблюдатель, он увидел бы на ступеньках лишь какое-то бесформенное пятно, быстро исчезнувшее.

Все дело заключалось в одежде Гоэмона. Свое старенькое кимоно, скроенное по его фигуре, он сменил на бесформенный серовато-коричневый балахон, изрядно выцветший и в пятнах краски. В нем юный синоби был похож на подмастерье маляра. Но самое главное: цвет его одеяния почти в точности соответствовал колориту усадьбы самурая. Гоэмону пришлось долго рыться в барахле рыночного старьевщика, чтобы найти такую великолепную маскировочную одежду.

Спальню хозяина дома он нашел быстро. И был сильно разочарован: в изголовье его ложа находилась глухая стена, в которой просто не мог быть устроен тайник. Тогда Гоэмон бросился к шкафу, но там находился лишь футон – хлопчатобумажный матрац и несколько кимоно. Мельком подумав, что самурай, оказывается, подвержен излишествам (обычно представители его сословия, суровые воители, спали на жестких циновках, а в лучшем случае – на татами), Гоэмон растерянно оглянулся. Неужели придется обыскивать весь дом? Да и хватит ли у него на это времени?

Нет, он абсолютно уверен, что древний свиток находится в спальне чиновника! Не мог самурай такую ценность держать дальше расстояния, до которого могла дотянуться его рука. Значит, тайник все-таки здесь. Но где же он?! Гоэмон от злости выругался, назвав имя одного из самых отвратительных демонов, и тут же испуганно хлопнул себя ладонью по затылку – нельзя! Ни в коем случае нельзя упоминать разную нечисть всуе, особенно на задании. Иначе может приключиться беда.

Немного успокоившись, Гоэмон задумался. Хлопок по затылку неожиданно поспособствовал просветлению в мозгах. Юный синоби поднял циновку, которой был застелен деревянный пол спальни самурая, и с удовлетворением ухмыльнулся – есть! Под тем местом, где почивал хозяин дома, у самого изголовья, виднелся прямоугольник, очерченный тонкими – с волосок – щелками. Это была крышка тайника. Открыть ее для юного хитреца не составило особого труда; он знал, как устроены такие потаенные места.

Гоэмон с силой нажал на один конец крышки, и она поднялась. Открылось углубление, в котором лежал изрядно потертый кожаный футляр с двумя бронзовыми кольцами и красивой чеканной застежкой с изображением китайского дракона. Открыв его, Гоэмон в большом волнении достал рукопись, прочитал первые иероглифы, и облегченно вздохнул. Это было то, что он искал. Иероглифы в точности соответствовали тем, которые начертал ему перед дорогой тюнин – для запоминания…

Обратный путь Гоэмон проделал еще быстрее. Когда он появился на улицу, – словно вынырнул из-под земли – горбун облегченно вздохнул. Подождав, пока Гоэмон исчезнет из виду, он покинул палисадник и быстро направился к колодцу, где Като Данзо превзошел самого себя – показывал такие чудеса, что у зрителей головы пошли кругом. Он как раз демонстрировал две картонные трубы, пустые внутри. Вставляя одну в другую и вынимая, Като Данзо каждый раз доставал из трубы все новые предметы: платки, ленты, гирлянды цветов, зажженные фонарики, вазу, которая была шире трубы, живых голубей. Фокусник тянул время.

Горбун торопился предупредить его, что пора заканчивать представление, которое и так несколько задержалось. Неровен час, появится городская стража, – ополченцы мати-ёкко – тогда неприятностей не избежать. Эти сучьи дети очень неравнодушны к денежкам, которые плывут мимо их рук. Придется Като Данзо отдать им не только те монеты, которые бросали ему благодарные зрители, но еще и опустошить свой кошелек, чтобы не оказаться в тюрьме.

Гоэмон медитировал. Это была несколько необычная медитация, совсем непохожая на те, которые считались в школе ниндзюцу обязательной дисциплиной. Он сидел в позе лотоса, а сверху на него изливался горный водопад с ледяной водой. Но юному синоби не было холодно; он бесстрастно смотрел сквозь полупрозрачную водную пелену на расстилавшиеся перед ним горы. Эта медитация не была первой. Поначалу ему казалось, что еще немного, и он окоченеет, умрет, превратившись в ледышку. Очень холодная вода мешала сосредоточиться, чтобы войти в транс, и Гоэмон начинал дрожать и даже поскуливать, как побитый щенок.