Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста

Слова учителя были темны и неясны для смущенного мозга юного ниндзя, но он лишь вежливо закивал в ответ. Однако старца провести было трудно. Конечно же, он понимал, что быстро, с наскока, постичь тайное знание не удастся; для этого потребуется много времени, огромное терпение и талант. Его слова лишь царапнули сознание мальчика, не оставив в нем заметного следа. Но это дело было поправимым, и ямабуси продолжил:

– Быть невидимым, находясь среди людей, а тем более исчезать прямо на глазах, – большое искусство, требующее огромного самообладания и умения управлять жизненной энергией «ки». Синоби, обладающие тайным знанием, умеют в схватке концентрировать «ки» в бьющей руке, нанося особый энергетический удар, который часто приводит противника к смерти. Конечно, такими способностями в полной мере обладают очень немногие, это искусство держится в глубокой тайне, и во многих кланах оно вообще неизвестно, но я постараюсь научить тебя тому, что знаю сам.

– Я немного слышал о «ки» от отца…

– Твой отец, Хаттори Юсанага, великий синоби. В этом спору нет. Но и он знает о «ки» самую малость. Твой отец использует это искусство как способ очищения и успокоения собственного сознания. Что это значит? После долгих тренировок синоби, владеющий «ки», обретает состояние великого покоя, когда ни одна мысль не нарушает гладкой поверхности разума. В этом состоянии он избавлен от всех чувств – гнева, радости, злобы, зависти; боец просто не думает и не действует сам, а лишь следует за противником, используя его силу против него самого.

Ямабуси пошевелил в костре веткой; по затухающим угольям запорхали язычки пламени, и ночь вновь соорудила вокруг старца и юного синоби плотный черный шатер, через редкие прорехи которого иногда заглядывали крупные звезды.

– Тайное знание заключается в особых способах переплетения пальцев – ингэй, которые замыкают круговорот «ки» в теле человека, – сказал старик. – Одно переплетение успокаивает разум, другое наполняет тело огромной энергией, третье позволяет приспособиться к сложной ситуации. Каждый палец человека имеет свое значение. Большой соответствует пустоте – началу и конечной точке всех вещей; указательный – это ветер, пар, дым и прочее – отвечает за мудрость и добродетель; средний палец – огонь и горение – символизирует разум и воинственность; безымянный – вода и другие жидкости – контролирует деятельность тела и поведение человека; мизинец – земля – связан с физическим совершенством человека…

Гоэмон никогда бы не подумал, что с виду простые упражнения, направленные на концентрацию энергии «ки», больше выматывают, нежели лазания по скалам или тренировки по каруми-дзюцу – искусству облегчать вес тела, благодаря которому ниндзя совершали высокие прыжки, уходили от ударов меча и наносили удары ногами сверху, а также ловко передвигались по деревьям, цепляясь за самые тонкие ветки. Ямабуси выжимал из юного синоби все соки, когда начались занятия по каруми-дзюцу, зато спустя полгода Гоэмон мог посоревноваться в ловкости лазания по деревьям с обезьяной.

Все это время Гоэмон мечтал о собственном ниндзя-то – мече синоби. Обычно он фехтовал учебным оружием, но мысль иметь собственный меч в последнее время не выходила у него из головы. Кузнецы-оружейники Нихон делали мечи в основном самураям. Изготовление катаны и вакидзаси было делом трудоемким, процесс изготовления клинков длился долго, мечи были баснословно дороги и на рыночных лотках не лежали. Поэтому ниндзя в основном переделывали оружие, захваченное у самураев. При этом они не испытывали никаких угрызений совести, так как не признавали «Бусидо», кодекс самураев, и не разделяли их трепетного почитания меча. Обычно клинки трофейных мечей укорачивались; у большинства ниндзя-то их длина составляла два сяку, а иногда и того меньше.

Ниндзя-то был похож на вакидзаси, имел рукоятку, как у катаны, и хранился в таких же ножнах. Это давало возможность одурачить противника, выхватив меч быстрее. Свободное место на дне ножен обычно использовалось для хранения смеси песка, молотого перца и железных опилок. Когда меч покидал ножны, можно было метнуть эту смесь в глаза врагу и ослепить его на некоторое время. Конечно, размер ниндзя-то в ряде случаев был недостатком, но более короткий клинок предполагал скрытное ношение и давал преимущество синоби во время боя в помещении, где стены и низкие потолки мешали самураям в полной мере использовать преимущество длинной катаны.

Ножны ниндзя-то делали таким образом, что их можно было использовать в качестве трубки для дыхания под водой или духового оружия. Для этого кодзири – наконечник ножен – снимался. Когда синоби нужно было забраться на стену, он прислонял к ней ножны и вставал ногой на прочную цубу, – большую квадратную гарду, – используя меч как вспомогательную лесенку. После оружие вытягивалось наверх за длинный ремешок, прикрепленный к ножнам.

Однажды, когда заканчивался третий год обучения, ямабуси сказал:

– Разжигай горн. Будем делать тебе ниндзя-то.

Он сказал это буднично, вскользь, но внутри у Гоэмона все затрепетало от радости. Наконец-то у него будет свой меч! Притом освященный ямабуси, что считалось у синоби своего рода благословением, предполагавшим удачу во всех делах. Не теряя времени, юный синоби принялся раскочегаривать сложенный из дикого камня горн в кузнице ямабуси. Это был примитивный навес, крытый древесной корой, с плетенными из хвороста стенами, до половины засыпанными землей.

Старик любил возиться с металлом. Когда он работал, вход в кузницу для Гоэмона был заказан. Юный синоби лишь слышал удары молота и бесконечное бормотание мантр. За три года, которые Гоэмон провел с ним, ямабуси так ничего путного и не выковал, только делал заготовки, – в основном металлические полосы. Иногда он освобождал Гоэмона от тренировок и заставлял его учиться кузнечному делу – делал из него опытного молотобойца. Это была нелегкая работенка и, на взгляд подростка, бессмысленная; что толку тупо бить молотом по наковальне, если ямабуси не имел никакого желания посвящать своего ученика в тайны кузнечного ремесла? В конечном итоге Гэмон пришел к выводу, что его готовят вовсе не для того, чтобы он прозябал в кузнице какого-нибудь городишки в качестве лазутчика. На том юный синоби и успокоился.

Собственно говоря, кузница была единственным строением на небольшом ровном плато, заканчивающемся обрывами, где находились «владения» ямабуси. Вокруг высились горы, а на плато вела одна-единственная тропа, которую трудно было разыскать среди зарослей и в нагромождении камней. Да и как ее отыщешь, ежели ямабуси был отшельником и в долину спускался всего два-три раза в год?