Юрий Шестера - Холод южных морей

Григорий Иванович задумчиво барабанил пальцами по крышке стола, обдумывая возможные варианты.

— Британская разведка — очень даже неплохая разведка. Мы, между прочим, даже здесь, в Бразилии, чувствуем ее скользкие щупальца. А уж в районах их прямых интересов, одним из которых как раз и является Новая Зеландия, тем более. Хотя, — самодовольно улыбнулся он, — англичане тоже обижаются на нас и, надо полагать, не зря. И мы, оказывается, щи не лаптем хлебаем… — Помолчал, опять задумавшись. — А у вас, Андрей Петрович, случайно, не было каких-либо стычек с маорийцами? Может быть, вы успели нажить себе врагов среди их вождей?

— Успел, разумеется, но только в лице одного из них и уже в самом конце нашего пребывания в долине.

— Вот и разгадка ответа на ваш вопрос, Андрей Петрович. Все оказывается так просто… — откинувшись на спинку стула, удовлетворенно изрек генеральный консул.

— Вы думаете…

— Да, да, именно так, — подтвердил его догадку Григорий Иванович. — Ведь не зря же англичане вывозят отдельных аборигенов из числа местной элиты к себе в Британию, учат их английскому языку и прочему, «приобщая» таким образом в течение некоторого времени к плодам цивилизации. А затем возвращают назад сюда, в Новую Зеландию, отрабатывать, так сказать, затраты на их «обучение». Вот вам, господа, налицо один из классических результатов этой иезуитской политики.

Андрей Петрович понимающе посмотрел на генерального консула. «Все оказалось действительно таким простым и наглядным», — удивился он прозорливости Григория Ивановича, переходя на балкон, куда пригласил их Фаддей Фаддеевич, пока вестовые накрывали стол для товарищеского обеда.

Вице-консул Кильхен, помощник генерального консула Лангсдорфа, по просьбе последнего пригласил офицеров и ученых экспедиций Беллинсгаузена и Васильева посетить одну из достопримечательностей Рио-де-Жанейро — замечательный, по его словам, водопад, находящийся в шестнадцати милях от города.

С утра все приглашенные расселись по каретам, однако некоторые воспользовались и верховыми лошадями. Андрей Петрович, успевший вдоволь наездиться верхом по Верхней Калифорнии, не преминул сразу же оседлать лошадь. Фаддей Фаддеевич последовал его примеру.

— Придется ради дружбы потрястись в седле, — пробурчал он, разбирая поводья.

— Кому как, — неопределенно хмыкнул Андрей Петрович. — Я же, напротив, от верховой езды испытываю истинное наслаждение.

— А что тебе еще остается делать, вечный странник? — на сей раз улыбнулся тот.

Ехали, весело обмениваясь впечатлениями, то по прекрасно обработанным местам, то по крутым горам, поросшим лесом, когда с одной стороны была гора, а с другой — пропасть. И тогда возгласы восхищения путешественников притихали как-то сами собой. Однако миль за пять или шесть до водопада дорога стала столь крутой и разбитой, что всем предложили далее идти пешком. Жаркая погода и трудности спуска и подъема с горы на гору утомили путешественников, и их группа постепенно растянулась.

— Ну и как, мореход, тяжко? — съязвил Андрей Петрович, привыкший к подобным походам да еще с ружьем за плечом и котомкой за спиной со всякими пожитками. — Это тебе не прохлаждаться на мостике, посматривая от нечего делать по сторонам.

— Особенно в бурю на море! — усмехнулся капитан.

— Вот тут ты прав — везде свои «прелести»… — примирительно согласился Андрей Петрович.

Тем не менее все постепенно притащились к таверне в полумиле от водопада. Освежившись прохладным лимонадом, уже все вместе пошли по узкой тропинке, ведущей по косогору к водопаду, шум которого был слышен даже издалека. Вид же водопада, открывшийся после последнего поворота, вызвал бурю восторгов.

Воды реки шириной саженей пятнадцати, сжатой с обеих сторон горами, стремительно бегут через порог, образованный большими камнями, а затем падают вниз, в долину, и, изгибаясь, текут по равнине к синеющему вдали бескрайнему океану…

— Удивительно, Фаддей, — задумчиво произнес Андрей Петрович, — ведь за время своих скитаний по разным странам я вдоволь насмотрелся на эти чудеса природы. Чего стоит только один водопад на Южном острове Новой Зеландии! И все-таки каждый из них прекрасен по-своему и неповторим. Можно буквально часами смотреть на это диво, и никогда не надоест… Просто удивительно! Как какое-то колдовство, ей богу…

Фаддей Фаддеевич молча обнял друга, сопереживая увиденное.

На одной из скал и на каменной плите, используемой в качестве стола, были во множестве начертаны имена посетивших это место людей, между которыми оказались и наши соотечественники — капитан и офицеры шлюпа «Камчатка».

— Головнин, Врангель, Литке… — медленно читал капитан-лейтенант Васильев, разбирая имена русских мореплавателей, выбитые на камне.

Все присутствовавшие с усердием проделали то же самое, как бы приобщившись таким образом к касте избранных. Васильев предложил высечь на камне и имена старших и дежурных офицеров, оставшихся на шлюпах согласно Морскому уставу, но Беллинсгаузен, подумав, не согласился с ним, обосновав отказ очень просто: на камнях должны быть запечатлены имена бывших здесь, выполненные только собственноручно, так как, к примеру, отсутствует имя старшего офицера шлюпа «Камчатка». Спорить с логикой капитана 2-го ранга было невозможно.

Тем временем на плечах негров подоспел и обед, заказанный вице-консулом Кильхеном. На свежем воздухе да в хорошей компании он показался особенно вкусным.

— Как мне кажется, Андрюша, господин Кильхен мог бы разориться и на мадеру, — наклонившись к Андрею Петровичу, негромко, но с явным сожалением, сказал Фаддей Фаддеевич.

— Мысль, конечно, неплохая, — улыбнулся тот, — но ведь ему надо было подумать и о спуске с гор к каретам…

— Именно это я и имел в виду, — парировал капитан. — Разве не видишь, что подвели верховых лошадей.

— Вижу, конечно, но на всех-то не хватит.

— Вот в этом-то как раз и скрыт глубокий смысл: хочешь спускаться пешком — не употребляй мадеру, и наоборот.

Андрей Петрович удивленно глянул на него.

— Ты, Фаддей, похоже, и без мадеры уже себя прекрасно чувствуешь? Не так ли?

— Да ну тебя!.. — обиделся капитан.

Пока же все отдыхали после сытного обеда, наслаждаясь прекрасным видом водопада, живописец экспедиции капитан-лейтенанта Васильева запечатлел его на холсте.

На обратном пути все опять растянулись, так как одни ехали верхом, как, например, наши неразлучные друзья, в то время как другие предпочли спускаться непременно пешком, как, к примеру, лейтенант Лазарев. Однако при каждом подъеме он предпочитал держаться за хвост лошади Беллинсгаузена, экономя тем самым значительные силы.