Юрий Шестера - Наследник поручика гвардии

— Правильно де́ржите фрегат относительно волны, Петр Михайлович, — удовлетворенно отметил командир к вящей радости вахтенного офицера, смахивая с лица брызги.

Фрегат как бы замер на гребне волны, а затем покатился по ее склону в бездну между гигантскими водными хребтами.

— Высота волн никак не менее трехсот футов, Иван Семенович, если судить относительно высоты мачт, — почти прокричал старший офицер, преодолевая рев очередного порыва ветра.

— Согласен с вами, Григорий Данилович, — так же громко ответил командир. — Слава богу, идем под парусами, а то бы кочегары при таких кренах судна могли бы, чего доброго, и поджечь его углями, вывалившимися из топки при подбрасывании.

— Не дай бог, Иван Семенович! — старший офицер истово перекрестился.

В это время, когда фрегат, накреняясь, стал взбираться на очередную волну, раздался раздирающий душу громкий скрип корпуса. Лица и командира, и старшего офицера исказились страданием, как от зубной боли: это детали набора корпуса смещались относительно друг друга.

— Вы бы, Григорий Данилович, проверили, что творится в подпалубных помещениях, — распорядился командир. — Если уж здесь, на мостике, слышен этот скрип, то предполагаю, что творится внутри судна… Да приободрите матросов в кубрике. Им сейчас ох как не сладко.

— Есть! — коротко ответил капитан-лейтенант и быстро спустился по трапу на верхнюю палубу.

«Вот как надо заботиться о подчиненных!» — сделал Петр себе зарубку на память.

— Скрип корпуса в помещениях стоит, конечно, ужасный, — доложил, вернувшись на мостик, старший офицер. — Но течи не обнаружено. В трюме выставил наблюдателей. Ни одна кница [66] Кница — деревянный или металлический угольник для скрепления деревянных частей судна. на первый взгляд вроде бы не лопнула, но на некоторых из них появились трещины. Матросы в кубрике, конечно, встревожены, однако панических настроений среди них не наблюдал. Вывод: фрегат и его команда выдерживают натиск тайфуна.

— Спасибо, Григорий Данилович, за добрые вести, — повеселел командир. — Я, честно говоря, ожидал худшего. Ведь, к примеру, шлюп «Восток» под командой Беллинсгаузена, потрепанный штормами, при возвращении из высоких южных широт Антарктики еле дотащился до Рио-де-Жанейро, где долго ремонтировался. А чего еще можно ожидать при воспоминании о головотяпстве наших горе-корабельщиков, допущенном при оборудовании шахты для гребного винта? — вскипел он.

— Да, Иван Семенович, уж подсунули они нам свинью, хуже не придумаешь, — вздохнул старший офицер.

— То-то и оно! — в сердцах произнес командир. — Только и жди какой-нибудь очередной каверзы…

Неожиданно посветлело, ураганный ветер стих. Громады волн были все те же, но над головой появился кусочек необыкновенно голубого, совершенно чистого от вихревых, быстро несущихся туч неба. Петр вопросительно посмотрел на командира.

— «Глаз бури», — пояснил тот. — Сейчас мы находимся в самом центре циклона. Вот тут-то и жди неприятностей. Огромные волны при полном безветрии начинают идти с разных направлений и, сталкиваясь, образуют жесткую толчею, опасную даже для крупных кораблей.

Как бы в подтверждение его слов фрегат тряхнуло так, что все на мостике чуть не попадали с ног, хотя и цепко держались за планширь [67] Планширь — деревянный брус с закругленной поверхностью, ограничивающий фальшборт судна в верхней его части. . Штормовые стаксели при отсутствии ветра обвисли, и судно окончательно лишилось хода, превратившись в игрушку разбушевавшейся стихии. Перо руля стало болтать из стороны в сторону, и рулевой уже был не в силах удерживать штурвал.

— Вестовой, помоги рулевому! — приказал Петр.

Тот бросился по уходящему из-под ног мостику к штурвалу. Петр боковым зрением все-таки заметил, как командир вроде бы незаметно для него показал большой палец старшему офицеру. А что еще может быть более значительным для юного мичмана, чем пусть и негласная, но похвала командира фрегата, на которого он смотрит, как на Бога?!

— Хоть бы не оборвался штуртрос! [68] Штуртрос — трос между штурвалом и румпелем, проходящий через ряд неподвижных блоков; служит для передачи усилий от штурвала к румпелю и через него к рулю. — едва ли не простонал старший офицер, глядя на рулевого и вестового, пытавшихся изо всех сил удержать штурвал, рвущийся из рук. — Тогда все — конец!

— Одна надежда на то, Григорий Данилович, что «глаз бури» имеет ограниченные размеры, — заметил командир, подбадривая капитан-лейтенанта, хотя у самого засосало под ложечкой.

И словно в подтверждение его слов пронесся порыв ветра, а за ним и последующие, подгоняя быстро несущиеся тучи. Толчея прекратилась. Гигантские валы снова покатились один за другим, а наполненные ветром штормовые стаксели позволили поставить фрегат под нужным углом.

— Слава богу! — перекрестился старший офицер. — Бедлам наконец-то закончился.

— Вы, Григорий Данилович, радуетесь так, как будто мы уже вышли из зоны действия тайфуна, — впервые после появления на мостике улыбнулся командир.

— Лучше уж этот разгул стихии, Иван Семенович, чем непредсказуемость ужасной толчеи, от которой фрегат прямо-таки стонал, как живое существо, — пояснил капитан-лейтенант.

— Вам бы, Григорий Данилович, да оды писать, — по-доброму усмехнулся Унковский.

— Одно другому не помеха, Иван Семенович, — смутился старший офицер, покосившись на вахтенного офицера, который усердно вглядывался в очередную волну, накатывающую на фрегат, как будто она чем-то отличалась от других таких же.

«А ведь действительно поэтичен наш старший офицер, — уважительно думал в тот момент сам Петр. — Вон как сумел сравнить фрегат с живым существом!»

Раздался бой склянок, и тут же на мостик, ходящий ходуном, поднялся лейтенант Ведерников.

— Господин капитан первого ранга! — стараясь удержать равновесие, обратился он к командиру. — Разрешите сменить на вахте мичмана Чуркина?

Командир испытующе посмотрел на лейтенанта.

— Вы опытный вахтенный офицер, Константин Васильевич. Однако мичман Чуркин уже успел приспособиться к этим чрезвычайным условиям, — он кивнул на бушующее море. — А посему считаю целесообразным продлить его вахту до выхода «Аскольда» из зоны тайфуна. Вы не возражаете, Григорий Данилович?

— Я, безусловно, согласен с вашим решением, Иван Семенович, — поддержал командира старший офицер. — Думаю, оно относится и ко всей вахтенной смене?

— Естественно, Григорий Данилович. Так что пока отдыхайте, Константин Васильевич, — велел капитан и вдруг улыбнулся: — Если только можно это назвать отдыхом в такой свистопляске.