Юрий Шестера - Приключения поручика гвардии

— Да ведь лошадей-то у меня, как кот наплакал. Город же строим, Андрей Петрович! — взмолился Кусков, своим острым практическим умом уже понявший справедливость упреков настырного начальника экспедиции, но никак не имея возможности свыкнуться с мыслью, что все-таки придется расстаться еще с одной лошадью, которых на самом деле не хватало на строительстве, за которое он нес персональную ответственность перед Барановым.

— Но, как мне известно, господин Резанов в беседах с главным правителем настаивал в первую очередь именно на обследовании и описании залива Аляска! — блефовал Андрей Петрович, намекая на свою близость к камергеру и учитывая при этом возможность незнания Кусковым всех подробностей этих бесед.

Тот же посмотрел на Андрея Петровича остановившимся взглядом и вдруг, чуть не плача, в сердцах почти выкрикнул:

— Да берите вы у меня хоть всех лошадей, только оставьте меня, ради Бога, в покое!

Видимо, Иван Александрович где-то в кругу друзей за чаркой рома пожаловался на неуступчивого нового помощника Баранова, заставившего его выделить целых двух лошадей для своей экспедиции. И теперь среди поселенцев только и было разговоров, как начальник экспедиции «выбивал» у прижимистого Кускова лошадей.

А уж они-то не по слухам, но по собственному опыту очень хорошо знали, что это было равносильно подвигу, и авторитет Андрея Петровича в их среде поднялся на значительную высоту.

Наконец «Ермак» отдал якорь в уютной бухте у юго-западной оконечности полуострова Аляска, отделенного от гористого алеутского острова Унимак нешироким проливом. Здесь же, на берегу бухты, и организовали первую промежуточную базу.

За время перехода из Павловской гавани Андрей Петрович перезнакомился и со шкипером Тимофеем Архипычем, оценив его познания в морском деле, и с рабочими Савельичем, которого, видимо, по возрасту все уважительно называли по отчеству, а также с Арефием и Климом, персонально переданных в его распоряжение Барановым.

Савельич, который был действительно старше других рабочих, оказался обстоятельным, хозяйственным мужиком. Но главным, имеющим большое значение в полевых условиях, было его умение готовить пищу. При этом он готовил ее не столько из-за необходимости, сколько, если так можно выразиться, по зову сердца.

Арефий, потомственный сибирский охотник, обладал уникальным зрением и прекрасным слухом. Был очень мобилен и не мог долго усидеть на одном месте. Поэтому любил бродить по лесным дебрям, добывая и птицу, и зверя на пропитание. Был любознателен, хорошо знал повадки лесных обитателей и мог довольно хорошо читать их следы.

Клим был неравнодушен к лошадям, обученный с детства обращению с ними своим отцом, конюхом богатого иркутского заводчика. Кроме того, был страстным рыболовом, промышляя в свое время рыбу и в Ангаре, и на Байкале, и всегда имел при себе нехитрые рыболовные принадлежности.

Андрей Петрович много раз, не стесняясь, беседовал с геодезистом Николаем Семеновичем, интересуясь вопросами геодезической съемки элементов побережья. Это были очень поучительные беседы, больше похожие на лекции, где в основном говорил геодезист, а он только внимательно слушал, задавая уточняющие вопросы.

В результате он пришел к следующей схеме работы экспедиции, одобренной и геодезистом. Одна партия в составе Николая Семеновича, Савельича и Клима вместе с лошадью занимается геодезическими съемками. Другая партия, включающая Андрея Петровича и Арефия, тоже с лошадью, изучает растительность, почвы и животный мир, делая упор на обитание пушного зверя, используя при этом и сведения, полученные от местных индейцев. Команда же «Ермака» на шлюпках делает промеры глубин у побережья, в заливах и проливах, а также отыскивает удобные места для стоянки судов.

Этот установленный порядок комплексного обследования и описания залива Аляска так и не менялся до самого конца работы экспедиции.

Меняя базу за базой, экспедиция медленно, но уверенно продвигалась на восток по побережью залива. Уже был конец лета, когда Андрей Петрович с Арефием вышли в свой очередной поход в глубь побережья.

Как всегда впереди, ведя лошадь на поводу, шел Арефий, разведывая путь в лесных дебрях. За ним следовал Андрей Петрович с блокнотом в руке, всегда готовый взять карандаш, болтающийся на груди на шнурке, как у заправского армейского адъютанта, чтобы сделать запись о чем-то, заинтересовавшем его. Местность, как и на Камчатке, была гористой, поэтому продвигались не торопясь, делая кратковременные остановки.

Неожиданно невдалеке раздался трубный рев, повторившийся через некоторое время. А затем в некотором отдалении, приглушенный расстоянием, ему ответил такой же. Арефий жестом подозвал к себе Андрея Петровича и с азартным блеском в глазах возбужденно прошептал:

— Олень вызывает соперника на бой! Совсем рядом. Нельзя упустить такого случая!

Уговаривать Андрея Петровича не пришлось, и он утвердительно кивнул головой. Привязав к стволу дерева лошадь, они с осторожностью поспешили к тому месту, откуда раздавался рев.

Наконец Арефий, шедший впереди, предупреждающе поднял руку. Осторожно приблизившись к нему, Андрей Петрович тоже застыл, как вкопанный. Саженях в двадцати пяти от них на возвышенном открытом месте с крутым обрывом с одной стороны стоял красавец-олень с ветвистыми рогами на опущенной голове и нервно рыл копытом передней ноги землю. Незабываемое зрелище, оторваться от которого было невозможно! Вот он поднял голову и, грациозно вытянув шею, вновь издал протяжный трубный рев, и тут же почти рядом прозвучал ответ.

Наконец на возвышенность со стороны крутизны буквально выскочил соперник.

— Молодой… Видите, отростков на рогах поменьше, чем у матерого. Хочет отбить у того самок, — шепотом прокомментировал Арефий.

Самцы медленно сошлись и стали друг против друга саженях в двух. Опустив головы с нервно раздувающимися ноздрями, они, казалось, чего-то выжидали. Но затем одновременно, как по команде, бросились друг на друга. Раздался резкий звон рогов от мощного удара. Сцепившись рогами, соперники, упираясь изо всех сил, старались сдвинуть друг друга с места. Оба были сильны и могучи, и никто из них не смог решить эту задачу сразу, сходу. Наконец под натиском соперника молодой стал пятиться, но, собрав все свои силы, восстановил исходное положение. Но, видимо, это сверхнапряжение ему дорого обошлось. Матерый, раздувая ноздри, поднатужился, и под его натиском молодой, выбиваясь из сил, стал снова отступать. Почувствовав это, матерый из последних сил усилил натиск и сбросил соперника с обрыва.

Он стоял на самом его краю с гордо поднятой головой победителя и ходуном ходящими боками. Все, дело сделано! Он подтвердил свое право на продолжение рода и устало спустился к самкам, которые, оказывается, ожидали там результата схватки самцов, и погнал их вдоль пологого склона. Он остался их властелином, полноправным хозяином.