Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)

Если бы он оправдался перед инквизиторами такой ценой, его до конца дней преследовало бы это видение, он презирал бы себя, купив свое спасение за счет жизни несчастной женщины, которая к тому же вернула к жизни его самого.

Но это с одной стороны.

С другой стороны, была Изотта, чей отец смотрел на него строгим взглядом, не понимая, почему он мешкает с ответом. Изотта была в любом случае потеряна для него, но мысль о том, каким он предстанет в ее глазах, когда отец расскажет ей обо всем, была невыносима.

Ему не впервые приходилось выбирать из двух зол, но никогда еще этот выбор не был таким тяжелым. Он, конечно, должен был предпочесть меньшее зло, при котором страдать придется ему самому, ибо сколько-нибудь благородному сердцу легче перенести боль, нежели причинить ее другому. Невозможно было бросить на съедение львам женщину, которой он был обязан жизнью.

Поэтому в конце концов он ответил просто:

– Да, я прошу вас поверить в это.

Мессер Корнер какое-то время продолжал смотреть на него суровым взглядом, к которому, однако, примешивалось и удивление, словно инквизитор ожидал иного ответа и был разочарован. Затем он со вздохом откинулся в кресле и предоставил своим коллегам продолжать допрос.

Но Габриэль лишь задумчиво поглаживал свой длинный нос, а дряхлый Барбериго зевнул и вытер слезившиеся близорукие глаза.

Граф Пиццамано по-прежнему смотрел на арестованного с недоумением.

Марк-Антуан не только молчаливо признал то, что представлялось графу совершенно невероятным, но, признав это, фактически сознавался и в своей виновности, ибо существование виконтессы де Со в тех обстоятельствах, на которые указал инквизитор, казалось несомненным доказательством того, что французский посол не мог не знать, кто такой Марк-Антуан в действительности. А это предполагало только один вывод. Но сделать этот вывод граф, в отличие от инквизиторов, никак не мог. Он был в полной растерянности.

Он вспомнил свой разговор с дочерью в тот вечер, когда Марк-Антуан впервые появился у них по приезде в Венецию. Бедная девушка оказалась жестоко обманутой в своем предположении, что Марк-Антуан приехал в Венецию прежде всего ради нее. И это при всех тех унижениях, которые ей приходилось переживать в связи с ее помолвкой. Но может быть, правда о Марк-Антуане как-то примирит ее с предстоящим браком, который беспокоил графа гораздо больше, чем можно было подумать.

Может быть, в связи с раскрывшейся правдой все в конце концов шло к лучшему? Но было ли это правдой? Чем больше вопросов он себе задавал, тем меньше ответов мог найти.

Наконец мягкий голос Корнера прервал его размышления. Инквизитор обращался к Кристофоли:

– Проводите арестованного в отведенное ему помещение и проследите, чтобы он был обеспечен всем, что предусмотрено для заключенных. Мы дадим знать о принятом нами решении.

Эти зловещие слова наполнили холодом сердце Марк-Антуана. Он поднялся и, ухватившись за перекладину перед собой, стоял какое-то мгновение в нерешительности. Затем, осознав, что его протесты или утверждения ничего не дадут, он поклонился трем инквизиторам и молча вышел вместе с сопровождающим из комнаты.

Когда дверь за ними закрылась, мессер Корнер спросил графа Пиццамано, не хочет ли тот сказать что-нибудь, что могло бы помочь инквизиторам в вынесении решения. Барбериго опять устало зевнул.

Граф встал:

– Я хочу только напомнить уважаемым членам трибунала, что все обвинения против виконта де Со основаны на предположениях, в то время как в его пользу говорят достоверные факты.

– Мы помним об этом, не беспокойтесь. Что нам мешает оправдать его, так это виконтесса, как вы и сами понимаете.

Граф опустил подбородок в шейный платок.

– Это совершенно сбивает меня с толку, – признался он. – Главное, я не могу понять, почему он скрывал, что женат.

– Но разве это не очевидно? Если бы он признал это, то тем самым раскрыл бы свою подлинную личность. В случае ареста он мог надеяться убедить нас в том, что выдавал себя перед французами за Камилла Лебеля. Но мог ли он надеяться убедить нас в этом, если они знали, что он виконт де Со?

– Я уже говорил, – вмешался Барбериго, – что нетрудно вообразить обстоятельства, при которых виконт де Со мог решиться на сотрудничество с Директорией. И я не сомневаюсь, что так оно и было. Соблазном, против которого трудно было устоять, могло быть, к примеру, обещание вернуть ему конфискованное поместье.

– Я знаю его достаточно хорошо и никогда не поверю в это, – твердо возразил граф. – Это лишь еще одно предположение, противопоставляемое вами его заслугам перед Венецианской республикой. Каждая из них противоречит выводу, к которому вы склоняетесь.

– Не сомневайтесь, что мы учтем все его заслуги, – заверил его Корнер. Он учтиво наклонил голову. – Мы благодарим вас за помощь, синьор.

Поняв, что на этом его миссия завершена, граф мрачно поклонился членам трибунала и вышел в крайнем душевном смятении.

Барбериго беспокойно поерзал в кресле:

– Есть ли надобность тратить время на дальнейшее обсуждение? По-моему, все ясно.

Корнер повернулся к нему со своей мягкой загадочной улыбкой:

– Завидую тому, как ясно вам все видится. Мои глаза похуже, они лишь пытаются разглядеть истину в тумане. А как с вами, мессер Габриэль?

Габриэль пожал узкими плечами:

– Было высказано столько предположений, что я просто теряюсь.

– Надеюсь, вы не собираетесь проверять их все? – проворчал Барбериго.

– Не вижу в этом смысла, мы будем просто ходить по кругу.

– И я так считаю. – Старый инквизитор громко прокашлялся. – Итак, давайте выносить приговор.

– Вы хотите выносить приговор по делу, в котором столько противоречивых данных? – задумчиво спросил Корнер.

– Что значит, хочу ли я? – сказал Барбериго. – Это моя обязанность. Сейчас не время для колебаний. Вокруг столько врагов и шпионов, что наш долг – действовать на благо республики, отбросив всякие сомнения.

– Наш первейший долг вынести справедливый приговор, – возразил Корнер.

Габриэль в недоумении повернулся к нему:

– Но если мы не будем больше обсуждать дело и не будем выносить приговор, то что вы предлагаете?

– Отложить решение, – ответил Корнер, сжав губы. – Доводы «за» и «против» так уравновешены, что, согласитесь, самое разумное – подождать, пока какие-нибудь новые данные не нарушат это равновесие и не перетянут чашу весов в ту или иную сторону. Я твердо убежден в этом. Если вы не согласны, нам придется передать это дело на рассмотрение Совета десяти.

– Это выход! – обрадовался меланхоличный Габриэль. – Я полностью согласен.

Они выжидающе обратились к Барбериго. Старик смотрел на них, моргая слезящимися глазами. Он был раздражен, и голова его тряслась больше, чем обычно.