Наталья Девятко - Карта и компас [litres]

Нас нашли завоеватели. Помню, как они искали среди пожарищ моих еще живых соотечественников, к счастью, таких оказалось немного. Помню дым погребального костра, где они сожгли своих: высокий дым, видимый и с моря. Помню, как нас перевезли морем в какую-ту страну, но из трюма не выпустили. И снова море, снова плен…

Вейн задумался, вспоминая, но Сашка и сам был в плену страшной сказки чужой жизни. То, о чем рассказывал товарищ, можно было назвать выдумкой, осмеять, обвинив рассказчика в сумасшествии. Сашка сам полмесяца назад не поверил бы в такие исповеди, но после феи на цветке, которую он увидел, и чар, постоянно находящих его…

— Знаешь, Сашка, тяжело объяснить, как мне удалось сбежать. Меня будто вело что-то, какая-та сила одаривала счастьем. Но счастье оказалось темным. Дороги чужой страны привели меня в Мертвый город, где я ощутил покой.

Нужно было бежать, а я мешкал, позволяя городу очаровывать меня. Я видел много смертей, и сердце мое зачерствело, поэтому на мертвых улицах мне было хорошо, как нигде. И тогда я увидел цветы, выросшие на крови. Меня тянуло к ним, но желание жить предостерегало от неразумного поступка.

Город слал видения из прошлого, соблазняя сорвать хотя бы один цветок, чтобы подарить любимой, тоже погибшей той ночью. Город обещал, что я встречу любимую, если сорву цветок.

И я поддался, выбрав самый красивый, пусть он и вырос на пустыре. Руку обожгло болью, и я упал, все же сломав цветок. Город насмехался надо мной, медленно выпивая мою жизнь.

Сквозь грезы беспамятства я вспоминал, как надо мной склонился мужчина, как читал заклинания над раной, как тени преградили ему путь, когда он выносил меня из города. Тени шли за ним, а теперь и за мной из города в город, из селения в селение, становясь нашими общими кошмарами, не отпуская из марева уже другого плена.

Но было в них что-то общее, в том седом мужчине и в колдуне, спасшем меня. Я так и не поблагодарил его. Только с вами я начал снова ощущать жизнь, полно и ярко, как раньше. Но с моим спасителем вы уже попрощались.

— Я думаю, колдун бы тебя понял, — Сашка и сам жалел, что не узнал имени человека, отплатившего им за помощь, выведя из города благодаря незримому благословению, охранявшему беглецов.

— Что-то долго Эмиля нет, да и Луиза с Жаком где-то подевались, пойду поищу, — исповедь отобрала у Вейна все силы, он снова побледнел, но улыбался, освобожденный от воспоминаний и вины.

Вейн вышел на улицу, и сразу к столу Сашки подсела красивая темноволосая женщина с вычурной прической.

— Привет, красавчик, — вместо зубов у нее были нечеловеческие клыки.

В ней была такая таинственность и звериная красота, что парня подмывало поцеловать пламенеющие уста. Он потянулся к женщине, но его вовремя остановило воспоминание о Маринке. Маринке с фотографии на стене… Заколдованная фотография Али Очеретяной спасла и его жизнь тоже…

— Прости, — Сашка отстранился. — Я больше под солнцем целоваться люблю.

Но она будто и не заметила оскорбления. Оборотень поднялась, грациозно перетекла парню за спину, взяла его руку, поцеловала.

— Нам идти нужно, — попытался противиться Сашка.

— Нам? Идти? Куда? — ворковала оборотень, стараясь, приворожив страстью, остановить его.

— Прощай, — парень поднялся, неуверенно высвободив руку из ее чарующих пальчиков с длинными накрашенными ногтями. — Прощай.

— Нет, так ты не уйдешь! — прошипела женщина-оборотень, отнюдь не страстно вцепившись ему в руку.

Сашка вырвался, поцарапавшись об ее ногти.

— А теперь иди, — она слизывала его кровь со своих пальцев, улыбнувшись. — Что оцепенел? Иди!

Сашка ушел, чуть ли не побежал. А оборотень допила из его кружки и вышла из корчмы.

К морю. Пешком. Хотя уже вечер. Сашка запретил ночевать в этом поселке.

Лицо женщины-оборотня снова озарилось улыбкой, когда красавица вышла во двор. Светло-русая молодая женщина по имени Олекса притаилась возле стены, она принесла свежее молоко для корчмарки, но сейчас работа была забыта.

Оборотень засмеялась, задрав голову. Над ней зашелестели крылья большой белой птицы, пышное перо упало на нечеловечески прекрасное лицо. Оборотень поцеловала ледяное перо. Она танцевала на заднем дворе корчмы, кружилась от счастья, и перо в ее руке выводило чужое зловещее заклятье, которое она приняла и воплотила в жизнь. Это было пугающе и незабываемо: как прошлое, преданное во имя серости и покоя; как спрятанная ото всех рана, внезапно начавшая кровоточить; как обещание, у которого нет будущего…

Олекса бежала по дороге. Быстро-быстро, словно возвращаясь в детство, становясь настоящей. Она должна была догнать этих странных людей, должна была предупредить того парня с глубокими серыми глазами, которого случайно увидела, когда путники входили в поселок.

Но девушка отвыкла бегать, в боку кололо, ноги подкашивались.

— Подождите! — крикнула она, вглядываясь в тени впереди.

Тени остановились. Олекса упала на колени, отдав цели все силы.

— Что случилось? — Вейн помог девушке подняться.

Белое перо догорало на ладони оборотня…

Ярош сидел за столом в своей каюте, разглядывал карты: их на корабле собралось довольно много — и старых, часть из которых расписана чарами, и новых, где большинство городов переименовано в угоду Империи.

Тихо постучали, и дверь приоткрылась. На пороге стояла Марен.

— Проходи, — кивнул ей Ярош.

Давняя вошла, заинтересованно осматриваясь. В каюте было на что посмотреть: панели, обшитые дорогим деревом красноватого оттенка, сделаны со вкусом; тяжелый стол из того же дерева, только чуть светлее, расположенный так, чтобы в иллюминатор всегда было видно море; много книг и старинные подсвечники, из которых не выпрыгнет огонь, если они упадут во время шторма, — сейчас такие уже не делают…

Марен села на стул напротив капитана, провела пальцами по краю берега на большой пожелтевшей карте: над горным хребтом художник изобразил танец драконов, в морских глубинах жили пучеглазые чудовища, а кое-где на дне, между скал, расположились русалочьи города.

— У тебя интересные карты, Ярош, такие старые.

— Моих здесь мало, в основном эти карты собраны моими предшественниками, и не только капитанами «Диаманты», — Сокол отвлекся от своего занятия. — Что-то случилось, Марен?

— Нет, пока все хорошо, — давняя отодвинула от большой карты несколько маленьких, открывая большой континент, чей северный край так часто сковывает лед: здесь еще не было обозначено место, ныне ставшее столицей Империи. — Я пришла кое-что рассказать тебе, Ярош. О том корабле, откуда Илария, Андрей, Иржи и Тимур.