Наталья Девятко - Карта и компас [litres]

Но Сашка не слушал голоса без чувств, не слушали бессмысленный спор и его друзья. Олекса вовремя предупредила их: заклятье оборотня не принесло беглецам вреда.

Сашка обернулся к Олексе, идущей за ним. На вид взрослая, а глаза детские, ясные, чистые, будто омытые слезами, очищенные страданиями от будничности жизни. Молодая светло-русая женщина, застеснявшись, улыбнулась ему.

А заклятье свирепствовало, глаза превращались во вспышки, палящие землю алыми молниями. Ветер беззвучно ломал деревья, стелился по дороге, поднимая пыль, что становилась маревом, и внезапно опадала, посверкивая кристаллами снежинок, острых, словно расколотые драгоценные камни. Мертвые драгоценные камни, политые кровью.

Побледнела Луиза, которую туман звал больше всех, терял сознание Вейн. Сашка помогал товарищу идти, а Олекса взяла за руку, чтобы поддержать прикосновением. Глаза Жака стали осколками льда, словно он отдавал мареву душу, молча, без стона или мольбы. Но белокурый мальчик еще держался, не сходя с пути.

За туманом танцевали две серые тени, сражаясь насмерть. В одной Сашка узнал оборотня, а другая была высокая, темные волосы до плеч, но не красавица, насколько марево позволяет ее разглядеть. И та же чужая женщина танцует на площади, пустой и темной. И танец ее похож на танец оборотня, но в тоже время иной. Анна-Лусия разматывала клубок чужого заклятья, помогая им, объединяя их дорогу со своей.

Тени сражались, и вдруг оборотень ошиблась, открывшись. Лезвие Анны-Лусии пронзило ее сердце, блеснув серебром в свете луны, выглянувшей меж туч. Оборотень оплывала красными огнями, превращаясь в туман. Только белое перо упало на землю там, где она стояла.

Ветер дунул, сорвав с земли марево, относя обрывки в ночь. Анна-Лусия, оставшаяся на холме одна, сломала перо, и обломки сгорели, коснувшись земли. Танцовщица исчезла.

На востоке светлел небосвод. А дорога стелилась пылью, шуршали под слабым ветром засохшие травы, и ветер не пах солью моря. Далеко до моря…

— Хочешь свежим воздухом подышать? — Юран отпер решетку.

— А почему бы и нет? — ухмыльнулся граф, вставая. — После того, что вы со мной сделали, от меня не больше опасности, чем от кота Роксаны, если он не взбесится.

Но колдун уже не был таким бледным, как раньше, заклятье медленно освобождало его тело, позволяя восстанавливать силы, незаметно возвращая и чары.

Юран и Ричард вышли на палубу, где сейчас никого не было, даже призрак куда-то подевался. Пиратский город заснул перед рассветом. Гора еще прятала солнце, но лучи волной ложились на кривые улицы, засыпая их золотистой пылью. Неуклюжие домики сейчас казались особенно ветхими и ненастоящими.

— Разве ты меня не ненавидишь, принц? — опираясь на фальшборт, Ричард смотрел на город.

— Есть те, кто больше заслуживают моей ненависти, чем ты, Ричард, — рассмеялся Юран. — Я только удивлен, что Ярош Сокол не наказал тебя более жестоко, — принц внимательно посмотрел на бывшего пиратского капитана. — Почему? Ты знаешь.

Ричард повернулся к принцу, по его устам скользнула усмешка. Граф снова изменился, словно не был пленником, а оставался настоящим властителем морского ветра и волн.

— Прошлое, принц, — большая сила.

Он сказал это с такой неприкрытой насмешкой, что Юран рассвирепел.

— Я родился принцем, а тебе титул графа подарили. Ярош говорил, ты был капитаном на пиратском корабле. Что же ты сделал ради титула и богатства? Повернул пушки против товарищей?

Ричард не ответил, отвернулся. Взгляд бывшего пирата плыл по свободному городу, окутанному нежностью утреннего солнца, еще не яркого, еще не смертоносного, не того, что ослепляет, отбирая волю…

— Юран, я был капитаном на пиратском корабле. Это правда. Но я не поворачивал пушки против своих товарищей. Я поступил хуже. Пираты разные, как и люди, среди них есть те, которые могли бы стать властителями, а есть и самые мерзкие из подонков. Когда я понял, что победа Империи — лишь вопрос времени, как мне тогда казалось, я пошел ей навстречу.

Я воплотил в себе и своей команде самые отвратительные черты пиратства. Слава о моей бессмысленной жестокости и сумасшедшей жажде золота летела впереди моего корабля, затмевая память о том, каким я был раньше. А обычные люди старательней берегут страшные или мерзкие воспоминания, чем радостные. Да и не один я так поступал, чтобы купить себе прощение у имперских прислужников, компрометируя пиратство.

И люди забыли, что пираты были разными. А я склонился перед Империей, получил графский титул, отказавшись от разговоров с Морем, — его глаза неожиданно вспыхнули утраченной силой. — Но сделанное мной — ничто в сравнении с тем, что натворил твой капитан. Лучше бы Ярош, подобно мне, грабил торговцев, пуская на дно их неповоротливые кораблики.

— Что же такого сделал Ярош, что могло бы превзойти твой позор? — Юрана впечатлило откровение графа, неподдельное и на первый взгляд бескорыстное.

— Что сделал Ярош? — властно переспросил Ричард, закрыв глаза, словно от солнца, а на самом деле, чтобы скрыть власть, плескавшуюся в них. — Так тебе рассказать, принц?

— Расскажи, — согласился Юран, сразу предупредив: — Если ты ничего не попросишь взамен.

— Не попрошу, — солнечный свет восстанавливал силы колдуна, залечивая раны от ужасного заклятья, незаметные обычному глазу, возвращая к жизни жертву, едва не отданную тьме. — Ярош был среди тех, кто ушел в столицу Империи. Лучшие пиратские капитаны, бросившие вызов городу со звериными глазами. Мы узнали об этом позже, когда они проиграли.

Я знаю, они держали втайне свой выбор. Но среди них нашелся предатель, и капитанов схватили уже в городе. Говорят, их мучили там, чтобы они отказались от Моря, присягнув Империи. Только это были не те люди, которые отреклись бы от Моря даже под пытками. Но говорят, кое-кто все-таки присягнул.

Как удалось сбежать Ярошу, мне не известно. Я встретил его на побережье очень далеко от столицы, где меня так и не приветствовали как графа Элигерского и правителя южных имперских земель. Негоже пирату топтать улицы столицы, даже если он стал графом. Когда я встретил Яроша, то уже сменил пиратскую одежду на господскую, но меня соблазняли покоем небольшие городки, куда еще не дотянулись щупальца имперского зверя.

Ярош так напился, что и на ногах не стоял. Он не узнал меня, потому что иначе напомнил бы мне несколько последних лет позорной жизни. Спьяну он выболтал и о путешествии, и о предательстве, но когда обрывистый рассказ доходил до того, что довелось им пережить во дворце Императора, умолкал. И сколько я не подливал ему выпивки, так и не открыл мне эту тайну.

Я оставил Яроша, когда он заснул, в том крохотном городке на побережье. Потом я узнал, что Сокола нашла команда, оставшаяся ему верной. «Диаманта» слишком близко подошла к имперской территории, они были вынуждены дать бой. Имперский фрегат утонул, но и больше половины пиратской команды погибло.