Ян Мак-Гвайр - Последний кит. В северных водах

– Какого черта? – восклицает он. – Какого?

Самнер не отвечает. Он смотрит на человека, которого только что ударил, и со внезапным озарением вдруг понимает, что это – не Корбин. Да, кое-какое внешнее сходство, безусловно, имеется – оба примерно одного роста и возраста, но во всем остальном они ничуть не похожи друг на друга – волосы, бакенбарды, форма и черты лица – даже военная форма и та совсем другая. Ярость Самнера тут же утихает, он приходит в себя, возвращается в собственное тело, к глубоким унижениям реальности.

– Я принял вас за другого, – говорит он мужчине. – За Корбина.

– И кто, будь он проклят, этот Корбин?

– Полковой хирург.

– Какого полка?

– Королевские уланы.

Офицер качает головой.

– Следовало бы сдать вас констеблю и отправить под суд, – говорит он. – Богом клянусь, именно так я и должен был поступить.

Самнер пытается помочь ему, но мужчина отталкивает его. Прикоснувшись к своей щеке, он кривится от боли, а потом окидывает Самнера внимательным взглядом. Щека уже покраснела, но крови нет.

– Кто вы такой? – спрашивает он. – Ваше лицо мне знакомо.

– Я – никто, – отвечает ему Самнер.

– Кто вы такой? – повторяет тот свой вопрос. – И не вздумайте лгать мне.

– Я – никто, – вновь отвечает Самнер. – Пустое место.

Офицер согласно кивает.

– В таком случае подойдите сюда, – говорит он.

Самнер делает шаг, оказываясь к нему вплотную. Мужчина кладет руку ему на плечо. От него пахнет портвейном и фиксатуаром для волос.

– Если вы действительно никто, – говорит он, – то, думаю, не станете так уж сильно возражать против этого.

Офицер резким движением ударяет его коленом в пах. Боль рикошетом разлетается по животу Самнера и проникает ему в грудь и лицо. Он падает на колени на влажный тротуар, прижимая руки к низу живота и постанывая.

Тот человек, которого он полагал Корбином, но который им не является, наклоняется и едва слышно и нежно шепчет ему на ухо.

– «Гастингса» больше нет, – говорит он. – Затонул. Раздавлен айсбергом на мелкие кусочки, и все эти засранцы у него на борту, все без исключения, утонули. Можешь не сомневаться.

На следующий день они находят опрокинутую китобойную шлюпку, а еще немного погодя – растянувшийся на полмили шлейф из пустых бочонков для ворвани и обломков дерева. Они медленно делают несколько кругов, поднимая обломки, внимательно осматривая их и обсуждая, после чего беспомощно бросают их обратно в воду. В кои-то веки Кэвендиш бледен и молчалив, и его обычное бахвальство и самоуверенность куда-то деваются под тяжестью обрушившейся на них и совершенно неожиданной катастрофы. Он осматривает ближайшие ледовые поля в подзорную трубу, но не замечает никого и ничего. Старпом сплевывает, изрыгает проклятия и отворачивается. Самнер, даже окутанный меланхолическим зеленым туманом полузабытья, вызванным болезнью, понимает, что их единственная надежда на спасение пошла прахом. Кое-кто из моряков плачет, еще несколько пытаются неуклюже молиться. Отто сверяется с картами, после чего берет показания секстана.

– Мы уже миновали мыс Хей [71], – кричит он Кэвендишу через разделяющее их пространство воды. – Еще до наступления ночи мы можем достичь Пондз-бэя. Когда мы доберемся туда, то, с Божьей помощью, встретим там другое судно.

– А если не наткнемся, придется зимовать здесь, – говорит Кэвендиш. – Это уже бывало раньше.

Дракс, прикованный цепями к самой последней гребной банке и оказавшийся, таким образом, ближе всех к Кэвендишу, который сидит на руле, презрительно фыркает.

– Этого не бывало раньше, – говорит он, – потому что это нельзя сделать. Во всяком случае, без корабля, в котором можно было бы укрыться, и запасов провизии, в десять раз больше наших.

– Мы найдем корабль, – упрямо повторяет Кэвендиш. – А если не найдем, то будем зимовать. Как бы ни повернулось дело, но все мы проживем достаточно долго, чтобы увидеть, как тебя повесят в Англии, можешь быть уверен.

– Я бы с радостью предпочел, чтобы меня повесили, вместо того, чтобы умереть от голода или холода.

– Утопить бы тебя, ублюдок, чтобы ты не цеплялся к словам. Заодно и одним ртом, который нужно кормить, стало бы меньше.

– Если попробуешь провернуть этот фокус, то тебе очень не понравятся мои последние слова, – отвечает Дракс. – Хотя тут есть и другие, которым они могут показаться очень даже интересными.

Кэвендиш несколько мгновений молча смотрит на него, затем подается вперед, берет его за грудки, притягивает к себе и отвечает яростным шепотом.

– У тебя ничего нет на меня, Генри, – говорит он. – Так что можешь даже не надеяться.

– Я ведь не давлю на тебя, Майкл, – преспокойно сообщает ему Дракс. – Я всего лишь напоминаю. Это время может никогда и не наступить, но если оно все-таки придет, тебе стоит быть наготове, только и всего.

Дракс берется за весло, Кэвендиш отдает команду, и они вновь начинают грести. К западу от них, из мертвенной серости моря, вздымаются угольно-черные горы, вершины которых словно посыпаны пеплом. Два вельбота постепенно продвигаются вперед. Через несколько часов они достигают скалистых выступов острова Байлот и входят в устье залива Пондз-бэй. Дождевые тучи собираются и расходятся, и постепенно сгущаются сумерки. Кэвендиш с нетерпением и надеждой вглядывается в подзорную трубу. Сначала он не видит ничего, но потом на горизонте появляется покачивающийся на волнах черный силуэт другого корабля. Старпом машет рукой и показывает туда, а потом кричит Отто.

– Корабль, – орет он. – Гребаный корабль. Вон там. Смотри вон туда.

Они все видят его, но он уже слишком далеко от них и к тому же на всех парах идет на юг. Дым из его трубы оставляет уродливые кляксы на небе, словно размазанная пальцем линия, проведенная карандашом. Они налегают на весла в попытке догнать его, но их усилия тщетны. Еще через полчаса корабль тает в туманной дымке, и они вновь остаются одни в темном и неспокойном море, а вокруг простираются лишь коричневые, укутанные снегом горы, да сверху на них смотрит истертое и обшарпанное скорбное небо.

– Кто там стоит на гребаной вахте, что не увидел китобойную шлюпку, терпящую бедствие? – с горечью восклицает Кэвендиш.

– Быть может, корабль полон, – отвечает ему кто-то. – Быть может, они направляются домой вместе со всеми остальными.

– Еще ни один придурок в этом году не может быть полон, – огрызается Кэвендиш. – Оставайся у них в трюмах свободное место, пусть даже совсем немного, то они все еще гонялись бы здесь за китами и котиками.

Никто не отвечает ему. Они напряженно вглядываются в бесцветное, блеклое туманное уныние, высматривая хотя бы какой-нибудь признак жизни, но не видят ничего.