Михаил Попов - Илиада Капитана Блада

— Так вот, я своего тоже люблю, — сказала Элен.

— Мануэль разлучил тебя с братом?

Элен посмотрела в сторону Сабины: та сидела далеко, вряд ли она что-нибудь могла слышать, но внимательно следила за происходящим.

— Послушай, Аранта, я тебе все расскажу, надеюсь, ты поймешь меня...

Каждый раз, когда Энтони просыпался, незнакомка была уже рядом и всегда ласково улыбалась ему. Он не мог не отметить, что она была очень красива. В ней кипела горячая, еле сдерживаемая энергия. Ее походка была грациозна, ее речи были сладкозвучны и умны, в каждом движении и слове сквозило искреннее расположение. Но тот факт, что она приходила к нему из другого мира, делали каждое ее движение и каждое слово подозрительными. Он понимал, что является объектом ее внимания, проще говоря, что он ей симпатичен, приятен, и это могло бы льстить его самолюбию, потому что оно является главным качеством настоящего мужчины. Но при этом он чувствовал свою полную беззащитность, он был безоружен перед ней, и это мучительное ощущение сводило на нет радость от того, что он обожаем красивой девушкой. Это все равно что понравиться тигру, находясь в его клетке.

Именно ощущение бессилия беспокоило его больше всего. Человеку нужна хоть какая-нибудь опора внутри, а он даже не знал своего имени. Он не мог выйти из этого подвала, не мог есть и пить, когда ему хочется, и, самое главное, он не мог ни на секунду остаться один. Даже в тесной каменной яме обычной тюрьмы, где люди набиты как следки в бочку, где еду бросают через дыру в потолке, у человека есть возможность хоть на несколько секунд, забившись в угол, побыть одному. Энтони был этого лишен. Он постоянно чувствовал, что за ним наблюдают снаружи. Если бы он мог выбирать, то не колеблясь предпочел бы неудобства тюрьмы нынешнему комфортному кошмару.

Глядя на прекрасную незнакомку, Энтони понимал, что за ее ангельской наружностью скрывается таинственная сила. И, значит, обычными военными средствами ее не одолеть. Энтони знал, что, как бы тщательно ни была построена клетка, выход должен быть и, чтобы его отыскать, надо применить искусство китайской дипломатии и сохранить хорошие отношения с обожающей его тюремщицей.

— Ты хорошо спал? — ласково спрашивала она, появляясь на границе его пробуждения.

— О да, — в тон ей отвечал Энтони, хотя его голова отчаянно болела.

Он давно уже догадался, что всякий раз, когда незнакомка собирается покинуть его, подземелье наполняется неизвестным газообразным дурманом, не имеющим запаха. Ему только было неясно, как красавица, находясь в этот момент с ним рядом, избегает действия снотворного.

— И что же тебе снилось? — продолжала она.

— Мне снилось, что мой отец — океан.

— Океан?

— Да, что я качаюсь на его могучих волнах и мне так хорошо, легко и спокойно.

Энтони приходилось врать, и при этом он внимательно наблюдал за красавицей, стараясь уловить в ее мимике или движениях ее намерения.

— Ты говоришь, океан? — Она подошла и села рядом с ним. — Может быть, точнее было бы сказать — вода? Прозрачная, ласковая и спокойная, и тебе хочется нырнуть в нее и навсегда остаться в ее глубине?

Ее глаза были совсем близко, и в них Энтони чувствовал зов бездны.

— Нет, нет, — отстранялся Энтони, — именно океан. Мощный, величественный.

Он на всякий случай встал и начал ходить по подземелью, размахивая руками.

— Я плыву по нему, я не боюсь его, я испытываю к нему родственное чувство. Но...

Энтони остановился. Черные глаза, наблюдавшие за ним, сузились.

— Но я не знаю, как меня зовут. Это чувство мучит меня даже во сне.

Тут незнакомка надула губки.

— Ты же говорил мне, что тебе здесь хорошо, что ты рад расстаться с прошлой жизнью.

— Наяву — да, но не во сне, во сне мы не принадлежим себе. Во сне я мучаюсь, меня гнетет эта странная пустота в душе. О, если бы я знал свое имя!

— Я не могу его тебе назвать.

— Почему, но почему же?!

— Потому что оно может тебя убить. Не затем я тебя выкупила у смерти!

Молодой человек упал в кресло и сжал виски, будто пытаясь вручную включить механизм памяти.

— Я ничего не могу с собой поделать, — прошептал он. — Даже разговаривая с тобой, я продолжаю поиски ответа на этот вопрос — кто я?

— Разве тебе плохо здесь?

— Мне хорошо здесь, я благодарен тебе за спасение, но... но даже говоря эти слова, я думаю о том, кто я.

Он вдруг радостно посмотрел на свою собеседницу:

— Вот здесь, посмотри, какая-то полоса на лбу!

Он опустился перед ней на колени, и она не без трепета протянула руку.

Ощутив нежное прикосновение, Энтони сжал ее пальцы в ладони, причем так сильно, что она невольно вскрикнула:

— Что ты! Что ты!.. Что ты хочешь этим сказать?

Энтони торжествующе просиял:

— Ведь я молод, да?

— Да.

— И хорошо сложен?

— Да. — Она нежно провела ладонью по его плечу.

— Нет, — Энтони вскочил, — я не о том. Я хотел сказать, что у меня военная выправка. А это, — он провел пальцами по лбу, — это след от треуголки.

— К чему это?

— А к тому, что я действительно сын океана — я моряк.

— Ну и что?

— И вероятнее всего, военный.

— Может быть.

— Судя по возрасту — молодой офицер.

— С чего ты решил, что ты именно офицер, может быть, ты простой рыбак? — усмехнулась незнакомка.

— Нет, если бы я был простой матрос, у меня были бы мозоли. — Он показал ей свои чистые ладони. — А если бы я был рыбак, то руки у меня были бы в шрамах.

Белокурая красавица приложила к лицу платок.

— Что такое?

— Нет, я не плачу.

— Тогда открой, как меня зовут. Я не требую, чтобы ты назвала мне свое имя, пусть это будет твоя тайна, но назови мне мое!

Она отрицательно покачала головой, не отрывая платка от губ.

— Хорошо, я все равно сам догадаюсь, я уже много знаю. Я английский офицер, по имени, по имени...

Но тут Энтони стал медленно клониться на свою подушку и уже через несколько секунд мирно спал.

— Не может быть, не может быть, — бормотала Аранта сквозь слезы.

— Ты не веришь мне?

— Нет, Элен, я верю, верю.

— Тогда почему ты плачешь?

— Именно потому, что верю.

Элен обняла ее за плечи и сказала:

— Да, ты действительно очень любишь своего брата.

Аранта попыталась взять себя в руки.

— Он всегда был у нас в семье самым лучшим, и мама, пока не умерла, и папа, и я — все мы не могли на него нарадоваться. Он был такой красивый... — Она снова заплакала.

— И остался, — утешала ее Элен.

— И умный.

— Конечно, — продолжала Элен.

— И великодушный.

— Я надеюсь...

— Он был как чистый ангел, Элен. Там, в поместье, даже крестьянки приходили на него посмотреть и молились за него. Что с ним могло случиться?