Джон Данн - На Диком Западе. Том 2

Браун, ставший свидетелем явно несправедливых нападок на беззащитную девушку, решил приложить все усилия, чтобы выручить ее из затруднительного положения и вместе с тем услужить новому другу.

Несмотря на то, что был уже двенадцатый час ночи, в доме Аткинса царили шум и суета. Эллен носилась с ребенком, на разные лады стараясь его успокоить, а миссис Аткинс не могла найти себе места, бегая по комнатам, ломая руки и причитая, что это Бог наказывает за грехи и преступления, отнимая у нее единственного сына.

Вдруг на дворе раздался чей-то голос, спрашивающий разрешения войти. Собаки, лежавшие у дома, лаяли и визжали. Ветер, до того времени бывший довольно слабым, переменил направление и задул такими порывами и с такой силой, что вековые деревья, росшие около дома, гнулись под ним, как тростник. Как только хозяин приотворил на голос дверь, ветер ворвался в комнату и потушил огонь. Все помещение сразу погрузилось в полный мрак.

— Эй, послушайте! — раздался на дворе тот же голос. — Нельзя ли у вас остановиться на ночь? Черт бы побрал этих проклятых собак! Цыц, негодные!

— Гектор, Джек, молчать! — закричал на них хозяин, выходя на двор. — Входите, пожалуйста! — сказал он, обращаясь к стоявшему там человеку. — О лошади вам нечего беспокоиться: о ней позаботится мой слуга.

— Что, ваши собаки очень свирепые? — спросил незнакомец, входя по приглашению хозяина в комнату.

— О, не бойтесь, при мне они никого не тронут! Входите; только осторожнее, ветер задул лампу. Эллен, да зажги же скорее огонь! — крикнул Аткинс, обращаясь к девушке, уже раздувавшей огонь в камине.

Вошедший в комнату медленно снял с себя плащ и шапку из шкуры выдры и, подойдя к запылавшему камину, раскланялся с находившимися в комнате. Он был небольшого роста, коренастый, плотного сложения, с большими серыми глазами и лицом, усыпанным веснушками. Под плащом у его был надет длинный коричневый охотничий камзол, а на ногах — башмаки такого же цвета. В руке он сжимал мешок, в котором находились, вероятно, провизия и другие предметы, необходимые в путешествии по малонаселенным местностям. Подойдя к свету, он пристально стал вглядываться в обоих мужчин, желая, по всей вероятности, угадать, кто из них, собственно, хозяин этого дома.

Миссис Аткинс, обеспокоенная болезнью ребенка и хлопотавшая около него, осталась не слишком довольна новым посетителем. Она взяла ребенка на руки и велела Эллен светить ей.

— Как, однако, силен ветер, — начал разговор незнакомец, все еще безуспешно стараясь разгадать, кто хозяин. — Скоро, пожалуй, он начнет вырывать деревья с корнем!

— Да, ветер очень силен! — отозвался Аткинс, пристально вглядываясь в говорившего. — Издалека едете?

— О нет, я из Миссисипи и отправляюсь в один из пограничных фортов. Далеко отсюда до Фурш Лафава?

— Очень близко. Мой дом стоит на берегу реки! — ответил Аткинс, в то время как Браун ворошил кочергой уголья в камине. — Вы, вероятно, потому только не заметили воды, что река на большом пространстве поросла тростником!

— Я так и думал, — отозвался незнакомец, — что река недалеко. Тростник здесь действительно густ. Хороши ли окрестные пастбища?

— Прекрасные! — ответил Аткинс, бросая еще раз испытующий взгляд на незнакомца.

Браун перестал ворошить уголья и начал прислушиваться к разговору, показавшемуся ему почему-то знакомым.

— Я проехал сегодня большое расстояние, — сказал спокойно вновь прибывший. — От этого у меня что-то пересохло в горле. Не будете ли добры дать стакан воды?

— Сию минуту! — быстро ответил хозяин, вставая, чтобы зачерпнуть воды в стоявшей здесь же кадке.

Браун, моментально вспомнив что-то, подозрительно уставился на незнакомца, а тот, бросив притворно любезный взгляд на него, тотчас же отвернулся к подошедшему Аткинсу и, взяв от него воду, залпом выпил стакан.

— При взгляде на вас, с таким наслаждением пьющего воду, мне самому захотелось попить! — сказал Браун, скрывая свои подозрения и желая оправдать свой внимательный осмотр. Молодой человек припомнил теперь весь разговор незнакомцев, слышанный им в заброшенной хижине.

— Ну, господа, — вмешался Аткинс, — кто же пьет в ненастную и холодную погоду такой, собственно говоря, противный напиток, как вода? Не хотите ли лучше разбавить ею изрядную порцию виски? Получится значительно вкуснее.

— Думаю, что вряд ли кто-нибудь откажется от вашего предложения! — довольным тоном ответил незнакомец.

Тогда Аткинс направился к шкафу, вынул оттуда бутылку и три небольших стаканчика и поставил их на стол.

— Ну-с, в таком случае прошу попробовать! — сказал он, подавая виски Брауну. — О, джентльмен, что вы делаете?! Вы не виски разбавляете водой, а воду — виски! Полно, наливайте-ка побольше! Знаете, чем хуже погода, тем больше надо пить. А теперь, мистер, будьте добры назвать свое имя. Меня зовут Аткинс, а этого джентльмена — Браун!

— А меня зовут Джонс! Не правда ли, очень легкое для запоминания имя? Так пью за ваше здоровье, мистер Аткинс и мистер Браун!

С этими словами он поднес стакан ко рту. Аткинса как-то странно передернуло, когда человек, назвавшийся Джонсоном, стал пить за здоровье его и начальника регуляторов. Однако, не желая выдавать своего волнения, он сдержался, и лицо его приняло обычное холодное выражение. Он налил еще по стаканчику и произнес, чокаясь с гостями:

— Пью за наше знакомство! Думаю, что оно продолжится.

В это время вошла Эллен с тюфяками и одеялами и стала расстилать их на полу. На вопрос Аткинса о здоровье ребенка, она отвечала, что малютка очень страдает.

— Но у тебя все-таки найдется время, чтобы состряпать нам ужин?

— Не знаю, если миссис…

— Ну ладно, иди на кухню, — сказал Аткинс, — и готовь ужин гостям, а я пойду сам посмотрю, что с ребенком!

Аткинс вышел, а молодая девушка стала накрывать на стол и готовить ужин. В комнатах воцарилось молчание. Браун следил за ловкими и грациозными движениями девушки, накрывавшей на стол, и думал о Вильсоне; а Джонс сидел у камина, ворочая уголья и прерывая свое занятие только для того, чтобы по временам нетерпеливо взглянуть на часы и дверь, за которой скрылся хозяин.

Как раз, когда ужин был готов, пришел Аткинс. Вдруг внезапно на дворе послышался топот лошадей и какой-то шум, неясно доносившийся до слуха сидевших в комнате. В этом шуме можно было различить только пронзительный голос хозяйки, отдававшей какие-то приказания.

Закусив немного, Браун опять подсел к камину и удобно расположился там, когда хозяин, взяв свечу, вежливо сказал ему:

— Мистер Браун, думаю, пора бы и на покой! Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату!

— О, пожалуйста, не беспокойтесь! — ответил молодой человек, заметив, что Эллен приготовила в одной комнате две кровати. — Я вовсе не устал!