Джон Данн - На Диком Западе. Том 2

Через несколько минут присяжные вернулись. Первым огласили определение относительно Аткинса.

— Единогласно признан виновным!

Услышав роковое решение, несчастный упал на землю и закрыл лицо руками.

— Уэстон? — спросил Браун.

— Виновен!

— Джонс?

— Виновен!

— Джонсон?

— Виновен!

— Роусон?

— Виновен!

Таков был единогласный приговор присяжных. Преступники поникли головами в ожидании наказания. Уэстон принялся было плакать и жаловаться, а Джонсон лишь скрипнул зубами.

Тем временен Роусон, не обращая внимания на происходившее, следил только за движениями Уартона, обещавшего выручить его. Для преступника это был последний луч надежды, блеснувший в самый последний, критический момент.

— Судом Линча вы все признаны виновными и приговариваетесь к повешению! — громко заявил Браун.

— Повесить их немедленно же! — крикнули несколько голосов из толпы. — Нечего с ними церемониться! На веревку их!

— Постойте! — выступил навстречу бросившейся было на преступников толпе Браун. — Они все, правда, приговорены к смертной казни, но вина их неодинакова, поэтому и наказание должно быть неодинаковым. Не найдется ли среди вас кого-нибудь, кто сказал бы в их оправдание, хоть слово!

— Я! — отозвался Вильсон, выступая вперед. — Сын Аткинса сегодня ночью скончался, а жена сильно больна. Кроме того, Аткинс собирался уехать в Техас, не отпустить ли его?

Аткинс с затаенной надеждой обвел глазами собрание. Молчание, почти гробовое, было ему ответом.

— Я подаю голос за помилование! — нарушил, наконец, это молчание Браун.

— Я тоже! — присоединился Гарфильд. — По-моему, следует помиловать и Уэстона, ввиду его чистосердечного признания. Нежелание же его выдать сообщников только заслуживает уважения. Он и так, пожалуй, достаточно наказан!

— Да! — согласились присяжные. — Пусть только он даст обещание исправиться!

— Пощадите и меня! — завопил Джонс, желая воспользоваться общим добродушным настроением. — Ведь я совершил преступление впервые, к тому же житель другого округа!

— Прекрасно! — сказал Браун. — Вас, как гражданина другого округа, передадут в руки тамошних властей. Снять с вас обвинение совершенно — нельзя!

— Отослать его в Литл-Рок [15] Литл-Рок — административный центр штата Арканзас. , и баста! — постановило собрание большинством голосов.

— Так-то так, — заметил Куртис. — Но ведь он моментально сбежит из кутузки местного шерифа, и наказание, таким образом, сведется к нулю. Лучше всыплем-ка ему на дорогу несколько десятков розог!

Собрание пришло в восторг от такой меры, и Джонса немедленно потащили к дереву.

— А как порешить относительно Джонсона и Роусона? — спросил Гарфильд.

— Смертная казнь! — был единодушный ответ.

— Послушайте, — пролепетал методист Уартону. — Бели вы действительно хотите спасти меня, поторопитесь! Регуляторы не замедлят привести в исполнение приговор!

— Молчите и ждите! — отозвался тот.

Роусона только покоробило от такого наставления.

Тем временем Вильсон, подойдя к связанному Аткинсу, перерезал на нем веревки. Фермер поднялся, отвесил глубокий поклон и, сев на лошадь, любезно предоставленную ему тем же Вильсоном, умчался прочь.

— Спасите же меня, а то будет поздно! — снова прошептал, дрожа от страха Роусон. — Вы обещали мне это, и вам следует исполнить свое слово.

— Ведите осужденных на казнь! — твердо и спокойно распорядился Браун.

— Подождите! — вскричал адвокат. — Преступники заслужили смерть, я не спорю, но нужно отдать их в руки правительства, а то ваш приговор является таким же жестоким убийством, как и те, за которые вы их приговорили к смертной казни.

— Исполняйте мое приказание! — тем же тоном произнес Браун, не обратив внимания на заявление Уартона. — Осужденные, кажется, ничего больше не скажут в свое оправдание!

— Я открою вам многие тайны! Я должен…

— Вы приговорены к смерти и умрете! — оборвал методиста Браун.

— Нет, бледный человек принадлежит мне! — вмешался Ассовум.

— Ни за что! — заревел Роусон. — Лучше повесьте меня, но не отдавайте в лапы краснокожего дьявола!

Ассовум, не дожидаясь ответа, связал ремнем руки Роусона, взвалил его на плечи и стал спускаться с холма. Несмотря на протесты Уартона, никто ему не препятствовал.

Тем временем регуляторы подвели Джосона к дереву. Исполнявший обязанности палача негр влез на сук и привязал веревку. Джонсона поставили на спину лошади и накинули на шею петлю. Стоило лошади стронуться с места, и осужденный тут же повис бы. Но лошадь почему-то не трогалась, и все молча ждали неизбежного конца.

Наконец, Браун решил прекратить эту тягостную сцену, вскочил на лошадь и пустился вскачь с холма. Все остальные последовали за ним.

Через пару минут на холме не осталось никого, кроме Джонсона, неподвижно стоявшего, со связанными руками и ногами и с веревкою на шее, на собственной лошади, вот-вот готового повиснуть…

По широкой, прозрачной реке, осененной густыми деревьями, скользил челнок. Стояла тишь, лишь олень, пришедший к воде напиться, испугавшись человека, бросился обратно в чащу, ломая на пути засохшие ветки.

На носу челнока лежал связанный бесчувственный Роусон.

Вскоре челнок повернул, пересек реку поперек и врезался носом в песок небольшой, усеянной камнями отмели. Методист очнулся, но снова готов был лишиться чувств, увидев место, где он совершил преступление, а перед собою грозное лицо мужа убитой им жертвы. Он понял теперь, что его ожидает ужасная казнь и что спасения ждать неоткуда. Ассовум выпрыгнул на берег и привязал челнок, притянув его к самому берегу, бережно поднял своего связанного пленника.

— Что ты хочешь со мной делать? — прохрипел обессилевший Роусон.

Краснокожий не удостоил его ответом.

— Да говори же, дьявол! — с энергией отчаяния настаивал несчастный методист.

Ассовум, все также молча, направился со своей ношей в хижину, где было совершено убийство. И без того измученный страхом, Роусон не мог без содрогания взглянуть на место гнусного преступления. Индеец выволок его на середину хижины и положил на землю. Он все еще не произносил ни слова, а мрачная, зловещая тишина нарушалась лишь прерывистым дыханием методиста.

Роусон, желая скорее убедиться, какая участь ждет его, приподнялся на локтях и обвел хижину взглядом.

Около него на корточках сидел Ассовум, внимательно следивший за своим пленником, но, по-видимому, погруженный в глубокое раздумье. В глазах его светилось чувство полной удовлетворенности и даже торжества. Он, точно ягуар, сторожил свою добычу.

Наконец индеец встал, отвязал от пояса ремень и прикрутил методиста к центральному столбу. Напрасно Роусон сулил ему золотые горы, напрасно обещал открыть какие-то сказочные сокровища и поделиться сокровенными тайнами, Ассовум оставался неумолим, не соглашаясь даже прекратить его мучения ударом томагавка.