Роберт Говард - Долг стрелка

— Хотите посмотреть город? — вдруг резко предложил Барлоу.

Брилл поднялся, презрительным фырканьем дав понять, что такой пустой вопрос по меньшей мере оскорбителен.

Когда они вышли из комнаты, он осознал, что пролежал в беспамятстве не один час: день был в самом разгаре.

Барлоу провел его через длинный ряд коридоров и вывел в открытый дворик, окруженный с трех сторон галереями, а с четвертой — низкой стеной. Подойдя к стене, Брилл увидел весь город, в центре которого на невысоком холме и стоял дворец. Город очень напоминал обычные восточные города с их рыночными площадями, домами под плоскими крышами, но, в отличие от тех городов, сиял чистотой и поражал богатством отделки зданий. Все дома были построены из белого мрамора, даже мостовые были мраморными.

— В этих местах богатейшие месторождения белого мрамора, — буркнул Барлоу, предвосхищая вопрос Брилла. — Я приказал горожанам привести в порядок весь город, когда стал ханом: не хотел, чтобы из-за грязи начались заразные болезни.

Отсюда Бриллу хорошо была видна долина, окруженная стеной отвесных скал. Кроме узкого прохода, по которому его сюда принесли, в отвесных скалах не было ни единой расселины. По долине текла река с зелеными берегами, радовавшими глаз после монотонной безжизненной пустыни. По всей долине пестрели сады, среди них стояли маленькие хижины, а овцы и коровы паслись до самых стен города. Город был не таким уж большим, но, судя по всему, плотно заселенным.

Жители в шелковых одеждах неторопливо шагали по улицам. Почти у всех были круглые, плоские, желтоватые лица с раскосыми мечтательными глазами. Эти люди показались Бриллу последними представителями расы, исполнившей свое предназначение, и спокойно и покорно ожидающими смерти.

Слуги Барлоу были совсем другого толка — худощавые, смуглые тонкинцы, неразговорчивые, напряженные, быстрые и опасные, как коты. Барлоу пояснил, что привез их с собой из Тонкина в дар Хору.

— Вам наверняка интересно будет узнать, как я здесь оказался, — заметил ученый. — В Америке я всегда чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Тамошние идиоты с их дурацкими законами постоянно совали нос в мои дела. Я давно знал об этом месте, и мне показалось, что оно идеально подходит для моих целей. Так и вышло. Мне тут никто не мешает, и я опередил самые дерзкие мечты западных ученых.

Человеческая жизнь здесь ничего не стоит; зато воля правителя значит все!

Брилл нахмурился, уловив подтекст.

— Вы хотите сказать, что экспериментируете на людях?

— А почему бы и нет? Мои слуги живут только для того, чтобы выполнять мои приказы, а подданные Хора считают меня жрецом Эрлика, бога, которому они поклонялись с незапамятных времен. Для них выполнение моих требований равноценно жертвоприношениям божеству. Я же приношу их в жертву науке!

— В жертву дьяволу! — возмущенно сказал Брилл. — Хотя бы мне не пудрите мозги. Вам нет никакого дела до прогресса человечества, вас заботят только собственные амбиции!

Барлоу беззлобно рассмеялся.

— Как бы то ни было, здесь, в Хоре, существует один-единственный закон — моя воля. И этот факт вам неплохо бы уяснить! Если я иногда и использую этих жирных дураков для своих опытов, во время которых они погибают, я же защищаю здешний народ от набегов монголов. Единственный путь в долину лежит через перевал, но раньше разбойники все равно прорывались сюда и разрушали все, что находилось вне городских стен. Рано или поздно они не оставили бы камня на камне и от самого города! Я же перегородил перевал электрической цепью и принял еще кое-какие меры. Это так напугало монголов, что они больше не осмеливаются приближаться к перевалу. Например, в куполе дворца у меня установлено устройство, за которое любой из сильных мира сего отдал бы целое состояние!

— Те большие пауки… — начал было Брилл.

— Еще одна моя работа. Сначала это были крошечные создания, населявшие пещеры в горах. С помощью науки я превратил их в плотоядных чудовищ. Все люди с осторожностью относятся к собакам, а монголы их боятся, независимо от того, какой вред могут нанести псы. Совершенствование собачьих пород было бы крупным достижением, но я пошел дальше, гораздо дольше. Я усовершенствовал пауков, а теперь занят разгадыванием самой сокровенной из тайн!

— Какой же?

— Тайны человеческого разума, собственного «я», души человеческой! Называйте как угодно, но именно это является первоосновой жизни. Слишком долго люди поверхностно занимались так называемыми оккультными науками. Пора по-научному углубиться в исследование сокровенных тайн, и я уже добился в данной области больших успехов!

— Ну вот что, — резко оборвал Брилл разговорившегося ученого. — Я прошел долгий и опасный путь, чтобы вас разыскать, считая, что вас взяли в плен живущие в этих горах туземцы. А теперь вижу, что вы их предводитель и остаетесь здесь добровольно. Но разве трудно было послать Глории хоть краткую весточку?

— Каким образом? — спросил Барлоу. — Никто из моих слуг не может выбраться отсюда живым, а доверить письмо монгольским купцам я не мог. Да и вообще, когда человек поглощен делом всей своей жизни, ему не до женщин.

— Даже если речь идет о его жене? — с негодованием спросил Брилл. — Что ж, я наконец-то вас нашел. А теперь ответьте: вернетесь ли вы со мной в Америку?

— Разумеется, нет!

— И что мне сказать Глории?

— Скажите все, что сочтете нужным. Вы наверняка найдете правильные слова!

Брилл сжал большие кулаки. Поведение Барлоу казалось ему неслыханным. Но не успел Брилл в запальчивости произнести неосторожные слова, как Барлоу сказал:

— Сейчас я покажу вам мое последнее достижение. Вряд ли вы поймете механизм его действия, а может быть, вовсе не поверите своим глазам. Но я не могу больше держать это в секрете! Я должен продемонстрировать свое открытие кому-нибудь из белых людей, хотя бы вам!

Шагая вслед за Барлоу обратно по коридорам, Брилл заметил, как чья-то тонкая рука отодвинула портьеру. На фоне темного бархата мелькнуло лицо Лалы Цзу. Она нежно посмотрела на Барлоу, но глаза ее гневно вспыхнули, когда она перевела взгляд на Брилла. Очевидно, девушке не нравилось его присутствие во дворце. Она, несомненно, понимала по-английски и подслушала их разговор, из которого поняла, что гость собирается увезти ее хозяина в Америку.

Барлоу остановился перед лакированной арочной дверью, к которой был прикреплен золотой дракон. Древняя дверь открывалась таким же древним, узорчатым ключом. Барлоу впустил Брилла в комнату.

Сводчатый потолок здесь был изукрашен золотом и инкрустирован слоновой костью. Голые стены из странного, слегка поблескивающего зеленого камня и такой же пол абсолютно не соответствовали представлениям Брилла об убранстве восточных помещений с их бесчисленными коврами и гобеленами. Окон в комнате не оказалось, но в куполе имелось достаточно отверстий, через которые проникал свет, тускло озарявший комнату. Единственным предметом мебели был атласный диван.