Роберт Говард - Долг стрелка

— Заткнись! — повторил Билли. — Пискни еще раз, еврейская сука, и я так тебе врежу!

Будучи по природе человеком импульсивным, он тут же перешел от слов к делу, яростно взмахнув похожим на киянку кулаком, но Рахиль ловко увернулась. Она была стройной и гибкой, с кожей цвета слоновой кости, пушистыми черными волосами и темными глазами, в которых горел дьявольский огонек. Ее фигурка была столь грациозна, что захватывало дух.

— Свинья! — завизжала она. — Только попробуй, тронь меня хоть пальцем!

Но слова эти были пустым обещанием: за последние недели Харриган не раз дотрагивался до нее пальцем, не говоря уж о кулаке, шкворнях и веревках. Но Рахиль не собиралась сдаваться.

Подражая капитану, она оперлась на стол и начала ругаться на трех языках.

— Ты всю дорогу от Брисбейна обращался со мной, как с собакой! — яростно выпалила она. — Я тебе, видишь ли, надоела! И это после того, как ты заставил меня бросить хорошую работу в Сан-Франциско…

— Я заставил?!

Столь жуткое обвинение заставило капитана поперхнуться.

— Ну, знаешь ли! Ты наглая лгунья с Барбари-коаст! Вспомни нашу первую встречу в ту ночь, когда ты забралась к нам на борт в последнюю минуту перед отплытием…

Вспомни, как, стоя на коленях, ты умоляла взять тебя в море. Еще бы — полицейские подозревали, что именно ты прирезала макаронника в притоне на Уолтер-стрит, где ты работала дешевой шлюхой…

— Не смей! — завизжала Рахиль. — Я всего лишь танцовщица, но это не дает тебе права меня оскорблять! Я была с тобой честна, а ты теперь…

— А теперь я устал от твоих стенаний, — объявил капитан, глотнув из прямоугольной бутылки и фыркнув по-лошадиному. — То, что ты вытворяешь, слишком даже для такой мягкосердечной тряпки, как я. В первом же попавшемся порту я пинком вышвырну тебя за борт. И попробуй только еще раз надерзить мне, чертова кошка! Тогда я продам тебя первому встречному папуасу.

От этих слов Рахиль вспыхнула, как спичка. Она опять завелась, и некоторое время каюта дрожала от неистовой женской брани, заглушавшей даже рев Харригана.

— И куда же мы направляемся? В каком порту ты собираешься выбросить меня за борт? — спросила она, немного успокоившись. — Мне бы хотелось это знать. Да и команда интересуется, куда мы плывем! Ты ничего не говоришь о курсе с тех пор, как мы покинули Брисбейн. Там мы не взяли никакого груза, а теперь болтаемся невесть где. Никто, кроме тебя, не может точно сказать, где мы находимся, а ты только лакаешь спиртное да мусолишь лоции!

С этими словами Рахиль сгребла лоции со стола и стала размахивать ими перед носом капитана.

— Отдай! — яростно взревел он, стараясь ухватить бумаги.

Женщина проворно отскочила, чувствуя, что ее трофей представляет для капитана большую ценность и по-женски пытаясь воспользоваться этим преимуществом.

— Не отдам! Не отдам, пока ты не пообещаешь прекратить ко мне придираться. Назад! Если дотронешься до меня, я вышвырну бумаги в море!

Учащенное дыхание и гнев, которым она пылала, делали ее неотразимой. Но в данный момент капитану было не до женских чар.

С ужасным ревом Харриган бросился вперед, его кулак с грохотом обрушился на стол. Рахиль вызвала бурю сильнее, чем хотела. Девушка отпрянула, бешено отбиваясь от капитана лоциями.

— Отдай! — продолжал вопить капитан.

Он кричал, как грешник, попавший в ад; волосы его встали дыбом, глаза выкатились из орбит.

Рахиль в ужасе взвизгнула. Она слишком растерялась, чтобы отдать то, что требовал капитан, и тем самым восстановить мир. Вместо этого она отскочила назад, но споткнулась о стул и упала на спину с новым пронзительным воплем, взбрыкнув оголившимися ножками цвета слоновой кости. Но Харриган не обратил внимания на столь впечатляющее зрелище: упав, Рахиль отчаянно взмахнула руками, лоции выскользнули из ее хватки и полетели в открытый иллюминатор.

На мгновение Харриган застыл, а потом, схватившись за голову, бросился к иллюминатору. На баке что-то загрохотало, но Билли Харриган и Рахиль не обратили на это внимания. Капитан, выглянув из иллюминатора, успел заметить, как лоции исчезают в воде. Вой его затмил все звуки, издаваемые им ранее. Рахиль поднялась и в полном молчании привела в порядок одежду. Однако ее прелестные глазки округлились, когда она поймала полный ненависти взгляд обернувшегося к ней Харригана.

— Ты нарочно выбросила их! — задыхаясь, взревел он. — Миллион долларов прямо в чертов иллюминатор! Да я тебя…

Он прыгнул вперед. Рахиль отпрянула, но недостаточно быстро, и капитан успел ухватить женщину за платье на плече. Раздался пронзительный визг, треск рвущейся материи, и Рахиль метнулась к двери, но уже без платья, которое осталось в руках Харригана. Капитан рванулся за ней, но от страха на ее точеных ножках словно выросли крылья. Рахиль выскочила в дверь и успела захлопнуть ее прямо перед носом капитана. Женщина попыталась было удержать дверь, но в разумности этой идеи беглянку разубедил огромный кулак, который, пробив филенку, задел миниатюрный носик танцовщицы, так что у нее искры брызнули из глаз и потекли слезы. Рахиль жалобно вскрикнула, отпустила дверь и бросилась бежать, стремясь как можно быстрее выскочить из кают-компании — ослепительная фигурка в туфельках и розовой рубашонке.

За ней пулей вылетел капитан Харриган — завывающее чудовище с налитыми кровью глазами и всклокоченными волосами. Его единственным страстным желанием в тот миг было вытереть палубу от бака до юта этим гибким полуобнаженным телом.

Охваченные противоположными чувствами — яростью и страхом — Билли и Рахиль совершенно не обращали внимания на царивший на палубе шум, пока перед их глазами не возникла картина столь удивительная, что даже Харриган застыл как вкопанный.

Рахиль успела прошмыгнуть по палубе незаметно для сгрудившейся на шкафуте толпы. Только добравшись до вантов, она приостановилась и обернулась, чтобы посмотреть, что за зрелище задержало Харригана.

Окруженный кольцом изрыгающих проклятия моряков, помощник капитана Бак Ричардсон дрался с незнакомцем в мокрых штанах — кстати сказать, то был единственный предмет туалета невесть откуда взявшегося задиры. То, что мистер Ричардсон с кем-то дрался, было неудивительно; необычным было то, что его, грозу тысячи портов, великолепного хвастуна и задиру, лупили, словно пыльный ковер. Его противник был здоровяком с широченными плечами, гибкой талией и мускулистыми руками. Мокрые темные волосы незнакомца прилипли ко лбу, голубые глаза сверкали от восторга, губы кривились в дикой ухмылке, хотя на них проступила кровь.

Противник мистера Ричардсона дрался с отвагой, которая ужаснула даже повидавших многое моряков. То и дело ныряя вперед, наклонив голову, он наносил помощнику капитана страшные удары. Но незнакомец действовал не слепо, как разъяренный бык, а с широко открытыми глазами, в отличие от мистера Ричардсона, один глаз которого совершенно заплыл. Чужак молотил несчастного забияку, словно молотобоец — наковальню. Ричардсон уже истекал кровью, как недорезанный поросенок, и выплевывал крошево зубов. Он пыхтел, словно морская свинья, в его единственном глазу горел огонь отчаяния.