Серж Запольский - Скрываясь от гуронов

Они поднимались от реки, отмахиваясь от гнуса, через густые кусты по едва заметной тропе, которую кто-то из животных протоптал к водопою. С грузом шли тяжело, друг за другом, как вдруг Бумпо, бежавший впереди, негромко тявкнул. Индеец Корли, идущий первым, остановился и посмотрел на него. Бумпо стоял насторожившись, с поднятым кверху хвостом и, казалось, во что-то всматривался.

– Что такое? – спросил у него Корли: проводник был серьёзен, он словно ждал от собаки ответ.

Вместо ответа Бумпо побежал дальше.

– Наверное, медведь шатается, – объяснил Корли и пошёл за собакой.

В самом деле, скоро им встретились свежие медвежьи метки, и мистер Трелони ахнул: на дереве, гораздо выше человеческого роста, кора представляла собой глубокие борозды, она словно была сорвана и покорёжена страшной силой.

– Это он встаёт на задние лапы и показывает всем, какой он большой и могучий. И что он здесь хозяин, – сказал Корли и пошёл дальше, выбирая ровное и открытое место для ночёвки.

На лесной поляне они быстро развели костёр и стали готовить тетеревов «в перьях»: матросы настреляли тетеревов ещё днём, когда те вышли к реке поклевать камни и посушиться. Проклятый гнус, – тучи комаров и мелкой мошки, – летал над людьми неотвязно, собирался в золотистые тучи и воинственно звенел.

– Сейчас ещё ничего, а вот летом из-за гнуса лес становится совсем недоступным, – рассказывал всем Индеец Корли, размахивая над головой дымящейся веткой. – И тогда даже звери уходят на продуваемые ветром места – на открытые берега рек и в горы.

После ужина капитан спросил у проводника:

– А ваш друг-индеец… Он из какого племени будет?

Корли посмотрел на Райвенука и сказал ему по-английски:

– Я сейчас про тебя буду рассказывать.

Райвенук важно качнул головой и вперил взгляд куда-то вдаль, и мистер Трелони в который раз подивился его медному, обветренному на солнце лицу древнего идола.

Проводник начал рассказывать:

– Мы, европейцы, называем их ирокезами, но это общее название, оно включает в себя множество племён… А вообще-то, ирокезы – очень воинственное племя. У них особо ценятся воинские заслуги мужчины, а женщины у них испокон века землю обрабатывали. И ещё занимались ирокезы рыболовством и охотой на бобров. А когда на своих землях они бобров перебили, то пошли на север, в Новую Францию. А там жили другие охотники – французы, которым это, конечно, не понравилось… И они стали вооружать против ирокезов других индейцев – гуронов и оттава. Было много войн, много крови. Только сейчас, говорят, спрос в Европе на бобровые шкуры стал стихать.

– Да, правильно говорят, – подтвердил капитан.

– И всё же мира здесь, в Канаде, никогда не будет… Ведь ирокезы пришлые здесь. И вся их жизнь, и весь уклад отличаются от уклада окружающих их народов… А потому живут они, не смешиваясь с другими, а, наоборот, всё время со всеми враждуя… Ещё ирокезы пользуются дурной славой за пытки и ведение войны до полного уничтожения врага. Они никогда не обменивают своих пленников. И у тех есть только два выхода при пленении. Или усыновление, или истязание. А вот сейчас новая война всем развязала руки.

– Скальпы добывают? – с видом знатока спросил доктор Легг.

– Ну, да, – подтвердил Корли. – И чем скальпов больше, тем воин у индейцев доблестнее… Но даже те племена, которые раньше не снимали скальпы, теперь, ради денег, занялись скальпированием. Да и то сказать: двести фунтов за мужской скальп краснокожего старше двенадцати лет, а за скальп индейской женщины или ребёнка – сто фунтов. Даже среди нас, европейцев, есть охотники обогатиться.

Никто на это ничего не ответил. Словно почуяв висящий в воздухе вопрос, Индеец Корли медленно проговорил:

– Я этим не занимаюсь… И Райвенук не занимается.

И тут где-то неподалёку рухнуло дерево, рухнуло с таким шумом, что задрожало всё кругом, а потом по зарослям и кустам пошло смятение, словно кто-то огромный и очень сильный в бешенстве ломал всё вокруг. Бумпо отчаянно залаял. Все вскочили на ноги, кроме Райвенука и Корли.

– Это гризли даёт нам понять, что хорошо бы убраться отсюда подобру-поздорову. Мы зашли на его территорию, – сказал Корли.

– И что делать? – спросил капитан.

– Надо ему показать, что мы страшнее, – ответил проводник. – Давайте покричим все вместе погромче.

Он встал, набрал воздуху в широкую грудь и завопил:

– Ого-го!

С ним вместе закричали матросы, Платон, капитан и Роберт. После этого крика все вроде бы даже повеселели и заулыбались, и уже никто, почему-то, не боялся медведей.

– А что озеро Мистассини?.. Какое оно? – спросил капитан у проводника.

– Да озеро… Каких здесь тыщи, – ответил проводник, не очень, видимо, расположенный сейчас к разговору об озёрах: он сидел по-турецки и орудовал в зубах щепкой. – Ну, довольно большое… Лёд на нём лежит с ноября по июнь. По берегам – тайга, в тайге – звери… Куница, бобёр, норка… Рысей много и лисиц.

Тут Корли цыкнул зубом и, отвернувшись, сплюнул что-то невидимое в сторону.

– А горы в окрестностях есть, сэр? – спросил его мистер Трелони.

– Горы здесь везде есть, – ответил Корли. – И везде есть леса и звери… Далеко ходить не надо.

В его словах все почувствовали скрытый вопрос.

– Нам надо к озеру Мистассини, – повторил капитан.

– Понятно, – сказал Корли, хотя было видно, что ему ничего не понятно.

– А медведей здесь много? – вдруг спросил доктор Легг.

Капитан быстро взглянул на доктора, но ничего не сказал. Мистер Трелони тоже промолчал, а Индеец Корли, вдруг разохотясь, отбросил свою щепку и стал рассказывать про медведей.

– Ну, медведей, все, наверное, видели? – спросил он.

– Я видел медведя у цыган, – ответил мистер Трелони.

– Мы сталкивались с медведями в Московии, – сказал капитан и глянул на Платона, Платон ответил ему таким же понимающим взглядом.

– Так вот, канадский медведь – крупнее, сильнее и выше, – веско сообщил проводник.

– Не может быть, куда же выше, – произнёс капитан и заинтересованно поднялся с локтя, на который опирался.

– А когти у него вырастают по полфута, – продолжал проводник. – Они даже по деревьям лазают только молодыми, а как когти выросли – уже никак… И мушкетная пуля его не берет… Поэтому охотники у нас говорят, что гризли не убит, пока с него не снята шкура.

– Неужели пуля не берет? – удивился мистер Трелони

– Да правду говорю… С одного выстрела его не убить, – объяснил Корли. – Когда медведь бежит на тебя «свиньёй», то почти всегда несёт голову опущенной… А на задние лапы он встаёт, когда ему любопытно, и когда он не уверен или боится. И такой зверь не опасен… А вот когда он мчится «свиньёй» – вот тогда он представляет серьёзную угрозу… Несомая под углом лобастая голова может даже срикошетить пулю… И тогда зверь расправится с тобой обязательно… А стрелять надо, чтобы попасть между маленьких злых медвежьих глаз, чуть пониже того костяного нароста на лбу, который рикошетит пулю.