Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Сосквеганны

— Ура! Здорово, капитан! Хорошенько их! Смотрите, как он расправляется с деревьями!

Наконец, он уселся на землю, ухватившись за бока и покатываясь со смеха.

Все это время Натти стоял наготове, следя за малейшими движениями врага. К несчастью, крики возбудили непреодолимое любопытство в Гираме, который решился выглянуть из-за своего прикрытия, чтобы узнать, в каком положении находится дело. Хотя он сделал это очень осторожно, стараясь не подставлять своего фронта неприятелю, но, как это случалось и с лучшими полководцами, подставил ему тыл.

Лишь только мистер Дулитль наклонился вперед, ружье Натти с быстротой молнии направилось на него. Менее опытный человек прицелился бы в одежду, висевшую мешком, но Кожаный Чулок лучше знал своего противника, и когда раздался выстрел, Билли Кэрби, следивший, затаив дыхание, за действиями Натти, заметил, что кусочек коры отлетел от дерева, а одежда шевельнулась на некотором расстоянии от пустых складок. В то же мгновение Гирам выскочил из-за дерева, сделал два или три прыжка, схватился одной рукой за пострадавшую часть тела и, грозя другой Кожаному Чулку, крикнул:

— Будь ты проклят! Это не пройдет тебе даром!

Такие сильные выражения со стороны столь приличного человека, как сквайр Дулитль, а также сознание, что ружье Натти разряжено, ободрило войска, которые издали громкий клич и дали залп в верхушки деревьев. Воодушевленные собственными криками, люди кинулись на приступ, и Билли Кэрби, находивший, что как ни хороша была шутка, но она зашла чересчур далеко, готовился забраться на укрепления, когда на площадке появился судья Темпль и крикнул:

— Тишина и спокойствие! К чему кровопролитие и убийство? Разве закон не в силах защитить себя, не прибегая к вооруженной силе, когда нет ни возмущения, ни войны?

— Это отряд милиции, — крикнул шериф с отдаленной скалы, — который…

— Скажи лучше: отряд шутов. Я приказываю соблюдать мир.

— Стойте! Не проливайте крови! — крикнул чей-то голос с вершины «Видения». — Не стреляйте! Все уладится, вы войдете в пещеру.

Изумление произвело желаемое действие. Натти, который успел зарядить ружье, уселся на бревно и подпер голову рукой, а «легкая инфантерия» прекратила свои военные движения и с нетерпением ожидала исхода событий.

Через минуту Эдвардс сбежал с холма в сопровождении майора Гартмана, который следовал за ним с быстротой, поразительной для его лет. Они быстро поднялись к пещере и исчезли в ней. Все присутствующие стояли в молчаливом изумлении.

В течение нескольких минут после исчезновения молодого человека и майора судья Темпль и шериф вместе с волонтерами поднялись на террасу перед пещерой, и Джонс немедленно принялся строить заключения и перечислять свои личные заслуги в этом деле. Но появление обитателей пещеры заставило всех умолкнуть.

Они несли на простом деревянном кресле, покрытом медвежьей шкурой, дряхлого старца, которого осторожно и почтительно усадили на виду у всех. Голову его обрамляли длинные, белые, как снег, волосы. Черты лица его носили отпечаток достоинства, но лишенные всякого выражения глаза, медленно переходившие с предмета на предмет, показывали, что он достиг уже того возраста, когда человек впадает в детство.

Натти следовал за креслом и остановился на небольшом расстоянии позади него, опираясь на ружье. Майор Гартман стоял рядом со стариком. Глаза его, обыкновенно светившиеся весельем и юмором, были полны глубокой грусти. Эдвардс фамильярно, но ласково положил одну руку на кресло. Он, видимо, был взволнован.

Все смотрели на старика, но продолжали молчать. Наконец дряхлый незнакомец обвел присутствующих ничего не выражающим взглядом, сделал попытку встать и со слабой улыбкой произнес дрожащим голосом:

— Прошу садиться, джентльмены! Военный совет откроется немедленно. Садитесь, прошу вас, садитесь, джентльмены! Войска делают остановку на ночь.

— Он в бреду? — сказал Мармадюк. — Кто объяснит нам эту сцену?

— Нет, сэр, — возразил Эдвардс, — это не бред, а увядание. Остается выяснить, кто виновен в жалком состоянии этого старика.

— Неугодно ли джентльменам пообедать с нами, сын мой? — сказал старик, поворачивая голову на голос, который он, видимо, знал и любил. — Смотри же, чтоб обед был достоин джентльменов. Ты знаешь, у нас отличная дичь.

— Кто этот человек? — спросил Мармадюк изменившимся голосом.

— Этот человек, — сказал Эдвардс спокойно, но постепенно оживляясь по мере того, как говорил, — этот человек, которого вы находите в пещере лишенным всего, что может скрасить жизнь, был когда-то товарищем и советником тех, кто управлял вашей страной. Этот человек, которого вы видите слабым и беспомощным, был воин, настолько храбрый и бесстрашный, что туземцы прозвали его Пожирателем Огня. Этот человек, лишенный даже хижины, в которой он мог бы приклонить голову, был когда-то обладателем огромного богатства и, судья Темпль, он был законным собственником той самой земли, на которой мы стоим. Этот человек был отцом…

— Так, значит, — воскликнул Мармадюк прерывающимся от волнения голосом, — значит, это пропавший майор Эффингам!

— Действительно пропавший, — произнес молодой человек, не спуская с него глаз.

— А вы? А вы? — продолжал судья, с трудом выговаривая слова.

— Я его внук.

Последовала минута глубокого молчания. Все смотрели на говоривших, и даже старик-немец с видимым беспокойством ожидал, что будет дальше. Но минута волнения миновала. Мармадюк поднял голову и со слезами на глазах, схватив руку молодого человека, сказал:

— Оливер, я прощаю тебе всю твою резкость, все твои подозрения! Теперь я понимаю все! Я прощаю все, но одного не могу простить: как ты мог оставлять дряхлого старца в такой обстановке, когда не только мой дом, но и мое состояние в твоем распоряжении?

— Он верный, как сталь! — крикнул майор Гартман. — Я вам сказал, молодец, Мармадюк Темпль — верный друг, не изменяет в беде.

— Действительно, судья Темпль, мое мнение о вас поколебалось благодаря этому достойному джентльмену. Когда я убедился, что невозможно больше скрывать моего деда в убежище, которое доставили ему любовь и верность этого старика, я отправился на Могаук, чтобы отыскать его старого товарища, на совет которого я мог бы положиться. Он ваш друг, судья Темпль, но если то, что он говорит, верно, то я и отец чересчур строго судили вас.

— Вы говорите о вашем отце, — сказал Мармадюк, — так он действительно погиб при кораблекрушении?

— Да. Он оставил меня в Новой Шотландии, а сам отправился в Англию, чтобы получить вознаграждение за свои потери, которое британское правительство решило выплатить ему. Проведя год в Англии, он получил место губернатора в Вест-Индии и отплыл в Галифакс, намереваясь взять и увезти с собой моего деда.